Диверсант

Глава пятая ОСОБИСТ

Уполномоченный особого отдела «Смерш» Евгений Харитонович Румянов с большой неохотой посещал окружной военный госпиталь, который входил в контролируемые им гарнизонные спецчасти. Старший лейтенант двадцати пяти лет от роду чувствовал себя неловко среди медиков, в основном людей пожилых, и особенно среди молодых девушек и женщин — врачей, медсестер и санитарок. Их было много в госпитале. Не единожды он ловил на себе иронические взгляды медичек: как это так, широкоплечий здоровяк, которому самое место на передовой, крутится тут, в глубоком тылу. И в госпиталь он старался ходить как можно реже.

Но вот случилось самоубийство ранбольного, и ему — хочешь не хочешь — пришлось каждый день посещать неприятное для него учреждение. Начальство требовало тщательного расследования, выявления виновных для их строжайшего наказания. Главным образом, выяснения, нет ли тут определенного вражеского умысла и вредительства.

Направляясь к недолюбливающим его медикам, он уже в который раз разбередил свою душу мучительными воспоминаниями. Снова прокручивал прошлое, так до конца им непонятое, искал причины его отзыва из боевого полка.

Еще на подмосковной формировке он испытал какое-то тихое и упорное сопротивление молодых командиров. Большинство из них слушали его наставления с безразличными, иные даже с угрюмыми лицами, а один из них, девятнадцатилетний юнец, только что вышедший из краткосрочного училища военного времени и, минуя взвод, назначенный командиром батареи, даже отказался выполнять его указания. А они с точки зрения Румянова и, конечно, его начальства были абсолютно необходимы.

— Послушай, лейтенант, — по-отечески наставлял свежеиспеченного комбата уполномоченный особого отдела, — учел ли ты такое обстоятельство, что почти восемьдесят процентов личного состава вверенного тебе подразделения являются бывшими спецпереселенцами. Понял? То есть в большинстве кулаками или кулацкими детьми. Их в свое время из Центральной России высылали на Урал и в Сибирь…

— Ну и что? — спросил молодой командир.

— А то, — вразумлял его оперуполномоченный, игнорируя задиристость мальчишки, — а то, что за ними нужен глаз да глаз. Они, чего доброго, и к противнику могут перебежать. А потому должна быть подготовлена необходимая агентура для контроля за поведением подозрительных бойцов. Пойми, это просто необходимо. Ясно?

— Во-первых, не обращайтесь ко мне на «ты», — ответил строптивый офицер. — А во-вторых, доносчиков в своей батарее я не потерплю. Понятно? Как я буду воевать рядом с бойцами, подозревающими друг друга… Этого я не допущу!

— Как же, — со спокойной иронией заметил особист, — как же вы это сделаете?

— А так. Как узнаю доносчика, а я узнаю, то назову его перед строем всей батареи.

— Ну и ну… — В душе Румянов не хотел огласки, тем более такой стычки с комбатом перед отправкой на фронт, и не стал сообщать своему начальству о строптивом лейтенанте. Конечно, Румянов сделал все, что полагалось: осведомителей подговорил, проинструктировал, установил с ними секретную связь. Но по дороге на фронт произошла еще одна неожиданная неприятность. Эшелон полка стоял на запасных путях московской окружной железной дороги. И в это время Румянов узнал от своего агента, что самоуверенный комбат отпустил лучшего водителя батареи, в недавнем прошлом столичного таксиста, в город. И зачем — подумать только? За папиросами. Отец шофера, старый мастер на известной фабрике «Ява», подбросит сыну и его товарищам курева. Румянов ждал возвращения самовольщика. Но прокараулил. Так ловко «причалил» фабричный грузовик к эшелону, так быстро разгрузили и припрятали драгоценное курево, что Румянов даже не заметил. И сам таксист оказался в вагоне. И все же один из осведомителей доложил Румянову, что запас папирос спрятан в батарее.

Особист пришел в теплушку, когда эшелон уже набирал ход. Комбат и взводные, а также и солдаты, раскрыв пачки «Казбека» и «Беломора», с наслаждением дымили столичными папиросами.

— Мне все известно, — заявил Румянов. — Где трофеи?

Комбат отказался отвечать.

— Тогда сделаю обыск у вас и командиров взводов.

Молодой комбат молча расстегнул кобуру и взялся за рукоятку ТТ. То же сделали и взводные. В то время вагон качнуло, и с нар свалился и раскрылся чемодан, на полу оказались пачки вожделенных папирос.

— Факт налицо, беру вещественные доказательства, — торжественно заявил старший лейтенант и с чемоданом, наполненным сокровищами, на остановке поезда отправился в штабной вагон.

— Вот что оказалось у комбата, — сказал Румянов командиру полка. — Такие вот трофеи с фабрики «Ява». А еще сколько их спрятано в вагонах.

Командир и замполит осмотрели папиросы. Первый сказал:

— Что ж, закурим.

— С удовольствием, — поддержал его второй. Особист растерянно смотрел, как они затягиваются «Казбеком».

— А вы не можете предположить, что рабочие «Явы» сами собрали эти папиросы? — сказал командир полка.

— Именно, — добавил замполит, — собрали для старого мастера, чтобы он передал уезжающему на фронт его сыну. И скорее всего, сверхплановые… А?