Дива

— Све-е-е-етлые. Для нас, темных, все куда проще. Не думаешь же ты, что король постоянно держит под контролем весь «улей». Это невозможно, он бы с ума сошел. Ну, же, мелкая, думай. Ты же догадливая.

И тут у меня, молодой, здоровой девушки в самом расцвете сил сердце сперва пропустило удар, а после понеслось вскачь как перепуганный заяц. Грудь прострелило болью.

В ту же секунду Маруа резко повернулся ко мне, напрочь забыв о разрумянившейся Инди, да и вообще о ком бы то ни было.

Он почувствовал.

Почувствовал не своих «пчел» — меня.

Господь наш и все ангелы.

Он почувствовал мою боль, пусть даже такую мимолетную.

Такого священного ужаса я не испытывала вообще никогда.

Самый большой развратник из всех, кого мне только доводилось встречать в жизни, решил, что отныне и до самой смерти ему нужна только одна женщина. Я. Он больше не сможет быть с другими, и не просто не сможет — не захочет. И это только его, Филиппа Маруа решение.

— Вы что-то побледнели, мой нежный друг, — ласково обратился ко мне тот, кого я считала чисто физически неспособным на верность. Какого дьявола он сотворил?! — Наверное, вам стоит присесть и выпить стакан воды.

Как он может после такого-то вести себя как обычно?

— Выпить мне точно требуется. Вот только вода явно не поможет, — сдавленно прохрипела я, позволив подцепить себя под локоть и увлечь в дом.

Никому не пришло в голову возмущаться тем, что Маруа распоряжается здесь, в чужих владениях как в собственных, будто у хитрого змея по умолчанию имелись все права на подобное поведение.

— Как вы только… чем вы думали, Филипп, сотворив подобное?! — взвилась я, после того, как все-таки выпила под неодобрительным взглядом старшего брата рюмку коньяка. А вот Большой брат смотрел с пониманием и как будто даже сочувствием.

Маруа все в том же халате на голое тело, но теперь еще и в тапочках только пожал плечами.

— А что такого, в самом деле, моя дорогая? Чем вы недовольны?

Недовольна? Да я не просто недовольна! Я пребывала в чистейшем ужасе, понимая, насколько мне доверился тот, от кого я не ожидала вообще никакого доверия!

Из окружающих суть проблемы понимал только Арджун, и остальные лишь напряженно помалкивали, ожидая дальнейших подробностей.

— Какое запечатление, в самом деле, Филипп?! Не вы ли заявляли мне о прелестях свободы и неприемлемости рабских уз моногамии?! — едва не плакала я от страха перед свалившейся на мои хрупкие плечи ответственности.

Вы в ответе за тех, кого приручили? Так? Вот! Приручила! Получите — и поставить подпись на накладной не забудьте! А теперь радуйтесь! Ну, что же вы не счастливы-то?

Темным хорошо… Приняли решение однажды, что вот он, тот самый единственный человек, запечатлились друг на друге — и вот вам идеальная любовь до гробовой доски, и места для измен уже нет, даже мыслей об измене — и то не возникает.

Но я-то простая светлая! Я… Я могу передумать, разлюбить, не выдержать чужой любви без сомнений и колебаний! Да и Маруа?! Нет, правда?! За что мне такое счастье в личное пользование?!

— Люди склонны менять свои решения, — пожал плечами как ни в чем не бывало Филипп с прежней безмятежностью, хотя наверняка каждая моя эмоция откликалась в нем как эхо в глубоком колодце.

Хоть смейся, хоть плачь… Ну, не просила я о таком подарке, но отказаться ведь не выйдет. Я не законченная стерва, чтобы бросить того, кто уже не сможет быть ни с кем другим…

— Он на тебе запечатлен? — недоверчиво переспросил Адриан, которому пришлось спешно менять картину мироздания после такой новости.

— Да, — обреченно признала я очевидное и с ноткой злорадства отметила как безнадежно вздохнула Индира, поняв, что Маруа ей не светит ни при каком раскладе.

Этот жест, безусловно эффектный, красивый даже… Но я спокойно сжилась с мыслью, что страстная интрижка с Филиппом Маруа нашла свое завершение и не принесла никаких последствий. Вот только оказалось, что последствия наступили, нагнали меня и ударили по голове, оставив звон в ушах и неприятный привкус во рту.

— Но почему? — обалдело переспросил уже самого Филиппа мой дорогой братец, Он уже имел представление о нраве и обыкновениях этого во всех смыслах монарха и вообще не понимал, с чего Маруа так поступил.

— Разве не очевидно? Я люблю вашу сестру, Адриан, — отозвался с легким недоумением ответил темный, чуть подавшись вперед, чтобы коснуться губами моих подрагивающих пальцев.

— Вообще не причина, — выпалил с абсолютной уверенностью дорогой брат.

И вот тут я была категорически согласна с братом, потому что Филипп искренне любил очень многих женщин и его вполне устраивал такой стиль жизни. Он даже о самой возможности запечатления отзывался с откровенным пренебрежением, так с чего вдруг такие перемены?

Маруа покосился как-то озадаченно на меня, на Адриана, на Арджуна и выдал: