Дюна. В коллекции

Оправдывала ли я цинизм Коула? Нет. Он не скрывал своей натуры и был со мной честен, будто сразу желая расставить все точки над “i”, чтобы я лишний раз не питала иллюзий на его счет. Но сейчас, желая узнать этого человека, я перестала реагировать на отталкивающие меня штрихи, также как и перестала реагировать на резкие черты его внешности.

С Ильей всё было совсем по-другому. Он был положительной личностью, сразу мне понравился, а Галка называла его “милашом”. Я помню его первые прикосновения, наш первый поцелуй, нашу первую ночь, и все равно, меня так не накрывало. И дело было не в похоти, а именно в ощущении близости. Несмотря на то, что Илья всегда чутко реагировал на мои желания в постели, я словно постоянно настраивалась на него, убеждая себя, что он тот единственный и любимый.

От мыслей меня отвлеки тихие отзвуки мужского баритона где-то на первом этаже, и я застыла у окна. Определенно, это был голос Коула, и, судя по тому, что больше никто не говорил, он либо разговаривал по телефону, либо отдавал очередные распоряжения молчаливому персоналу.

Послышались его уверенные шаги на второй этаж, и я машинально сжала кулаки, то ли опасаясь, что он сейчас ко мне зайдет, то ли, напротив, готовая принять вызов судьбы и шагнуть на канат. Однако Коул прошел мимо моей комнаты, и апартаменты вновь погрузились в ночную тишину.

“Видимо, он нашел мне замену и утром меня отправят в Питер, как не пришедшийся впору подарок”, - аккуратно выдохнула я, но тут же чуть не подпрыгнула от звука сообщения, пришедшего по Скайпу.

“Как Гонконг? Твоя мама спрашивает, не собираешься ли ты домой? Когда проснешься, жду от тебя весточку…” — прочитала я послание от Гали и вздохнула. Мои родные волновались.

И опять меня накрыли противоречивые чувства. Желая пройти по канату над бездной, я совсем не думала о том, что будет с мамой, если я сорвусь. Да. Возможно это выглядело эгоистично и неблагодарно. Но с другой стороны — я хотела жить своей жизнью, а не маминой, это была моя дорога, мои желания, мои ошибки, и я хотела попробовать все то, что сама себе наметила, нащупывая не только свой путь, но и свои пределы.

“Я не сплю. Но уже собираюсь. Еще не привыкла к новому часовому поясу. У меня все нормально. Пусть мама не переживает. И ты тоже”, - ответила я сестре и поймала себя на мысли, что если мне уже завтра суждено вернуться в Питер, то я, несмотря на радость освобождения, буду немного разочарована, воспринимая возвращение домой, как упущенную возможность пройти через бездну и познать свои возможности.

До утра я так и не уснула, чувствуя, как нахожусь под стеклянным колпаком, который удерживала рука человека по имени Смерть. Ощущая это странное затишье, я то прохаживалась по комнате, то садилась на кровать, то вновь подходила к окну и рассматривала уже подернутый дымкой утреннего смога Гонконг.

Я кружила по комнате, превращая её в маленький песчаный смерч, и была настолько поглощена противоречивыми мыслями, что когда в восемь утра послышался стук в дверь, этот негромкий звук ударил по вискам металлическим колоколом.

На пороге появилась молчаливая горничная, и на этот раз в её руках не наблюдалось ни чистого халата с полотенцами, ни подноса с едой. Она, как обычно, любезно мне поклонилась и указала на выход.

“Видимо, меня вновь приглашают на завтрак, но теперь чтобы поговорить… — предположила я и посмотрела на свой халат. — Нет. Новости о своей дальнейшей судьбе я не буду встречать в таком виде”.

— Сейчас только переоденусь, — произнесла я и, пока горничная молча продолжала стоять, взяла из своего чемодана джинсы и трикотажную футболку, посчитав их приемлемыми для завтрака, и направилась в ванную комнату.

Ровно через десять минут я вновь поднималась на террасу, где завтракал Коул, а мое сердце в очередной раз сжималось от страха неизвестности.

Глава 15

Как я и предполагала, Коул завтракал на террасе с тем же видом на бассейн и утренний Гонконг.

Он, как и в первый мой визит сюда, был после душа одет в черный халат, и сейчас поглощал все ту же лососину на гриле. В первый момент мне даже показалось, что я вернулась в прошлое на пару дней назад, и по спине прошел озноб от хладнокровности, исходящей от этого человека.

Мне вдруг вновь стало неуютно, то чувство близости, которое я испытывала к Коулу, забилось куда-то в дальний уголок души, но я попыталась успокоиться и не отводить взгляда от этого человека.

Он прошелся объективом темных спокойных глаз по моей одежде и лицу, будто снимал кинокамерой, и указал подбородком на стул рядом. Официант подал мне суп из мидий, и я вновь испытала чувство, будто вернулась на два дня назад.

Скорее для вида взяв ложку, я молчала, ожидая, что Коул первый заведет разговор о моей дальнейшей судьбе, и, вероятно так бы и произошло, но утреннюю, подернутую дымкой, тишину нарушил телефонный звонок.