Дюна

Мелкие людишки завыли бы от разочарования. Но кнутобои Харконненов успели научить Вольный народ терпению. Срок, правда, был больший, чем они ожидали, и все же они могли уже убедиться, что благословенный день грядет. Затянув кушаки потуже, они приступили к работе. Разочарование некоторым образом сделало перспективу грядущего рая реальнее.

На Арракисе экономили не воду – влагу. Домашних животных почти не держали, в хозяйстве ими пользовались лишь изредка. Иные из контрабандистов заводили одомашненного пустынного осла-кулана, но трата воды была слишком велика, даже если животных облачали в специальные конденскостюмы.

Кайнс подумывал о создании перерабатывающих заводов, собирался извлекать воду из кислорода и водорода местных пород, но затраты энергии и стоимость оказались чересчур велики. В полярных шапках (если забыть о ложном чувстве безопасности, которое они вселяли в души пеонов) содержалось слишком мало воды… но он уже подозревал, где искать ее. Ветры, дующие в известных широтах в определенную сторону, всегда несли влагу. Ключом ко всему был сам состав атмосферы. 23 % кислорода, 75,4 % азота и 0,23 % двуокиси углерода, остальное – газообразные примеси.

В северном полушарии редкое из местных растений, имеющих корни, поднималось выше двух с половиной километров. Из их двухметровых корневищ можно было получить пол-литра воды. На планете уже росли и растения земных пустынь, самые живучие приспосабливались, если их высаживали в низинах возле ловушек росы.

И тогда Кайнс увидел солончак.

На перелете от станции к станции топтер его отнесла в сторону буря. А когда она закончилась, под ним оказалась низина – гигантское овальное углубление километров в триста по продольной оси, белизной своей заставившее его загореться любопытством. Кайнс опустился и тронул языком вылизанную бурей поверхность пустыни.

Соль.

Теперь он был уверен.

Открытая вода на Арракисе была. Когда-то. И он стал вновь просматривать свидетельства о сухих впадинах, где время от времени, не скапливаясь, выступали капли воды.

Кайнс посадил своих новичков-лимнологов из числа фрименов за работу; основным ключом были кожистые лохмотья, иногда попадающиеся в специевой массе после выброса. Их приписывали мифической «песчаной форели» из фрименских сказок. Но факты сложились в свидетельство, доказательство существования некоего существа, которому принадлежала такая кожа. Оно плавало в песке и окружало карманы с водой в пористом нижнем слое, где температура не превышала 280 градусов абсолютной шкалы[4].

Эти «похитители влаги» гибли миллионами при каждом выбросе специи. Ничтожное изменение температуры на пять градусов убивало их. Немногие из уцелевших впадали в полуспячку – оцепенение, из которого через шесть лет выходили преображенными в крошечных, всего шесть метров длиною, песчаных червей. Мало кому из них удавалось избежать зубов своих старших братьев и наполненных водой карманов предспециевой массы и достичь зрелости в облике гиганта Шай-Хулуда. (Вода ядовита для них, фримены знали это уже давно и топили в воде редкого в Малом эрге «чахлого червя», чтобы получить проясняющий сознание наркотик, который они называли Водой Жизни. «Чахлый» червь – это примитивный вид Шай-Хулуда, достигающий в длину лишь девяти метров.)

И цикл «маленький делатель – предспециевые массы» наконец оформился: от малого делателя – к Шай-Хулуду; Шай-Хулуд же рассеивал в песке специю, которой кормились микроскопические существа – корм Шай-Хулуда, – называемые песчаным планктоном; они множились, росли, превращались в малых делателей.

Закончив исследование цикла гигантов, Кайнс и его люди перенесли свое внимание на микроэкологию, климат. На поверхности песка предел температуры – 344–359 К[5]. Футом ниже становится прохладнее на 55 градусов, футом выше – на 25. В тени листьев или камней еще прохладнее на 18 градусов.

Далее они исследовали питательные вещества – ведь песок на Арракисе в основном представляет собой отходы пищеварения червя. Пыль (действительно вездесущая здесь) образуется при постоянном движении поверхности, трении песчинок. Крупные песчинки всегда остаются на подветренной стороне дюны, наветренная же утрамбована ветром. Поверхность старых окислена – ее цвет желтый, молодые дюны имеют цвет материнской породы, обычно серый.

С подветренной стороны дюн и начались посадки. Целью фрименов было сперва негусто засадить дюны хотя бы невысокой травой с плотной кожицей, чтобы сковать их, лишить ветер главного его оружия – движущихся песчинок.

Зоны для адаптации создали на дальнем юге, вдали от взглядов Харконненов. Мутировавшие пустынные травы высаживали сперва на откосах с подветренной стороны выбранных дюн, преграждавших путь господствующим западным ветрам. И когда их склоны удалось укрепить, дюны стали расти ввысь, и травы приходилось постоянно подсаживать. Так получились громадные «сифы» – волнистые дюны высотой более полутора километров.