Дюна

Скоро придется от него избавиться. Ментат слишком зажился: пользы от него уже почти никакой, зато он скоро станет для меня предельно опасным. Но сначала пусть заставит жителей Аракиса возненавидеть его. А потом они будут воспринимать моего дорогого Фейд-Роту как избавителя.

Он перевел взгляд на начальника охраны Уммана Куду — острые, словно вырезанные из жести скулы, подбородок, похожий на носок солдатского сапога. Таким человеком можно вертеть как угодно, если знаешь все его преступления.

— Прежде всего, где предатель, который выдал герцога? — спросил барон. — Я хочу воздать ему по заслугам.

Питтер повернулся на носках и дал знак оставшимся снаружи солдатам.

В темноте за дверью послышался шум, и сквозь ряды охранников прошел Юх. Он держался скованно и напряженно. Над лиловыми губами нависли длинные усы. Но старческие глаза горели огнем. Доктор сделал три шага и остановился, подчиняясь знаку Питтера. Взглядом он измерил расстояние между собой и бароном.

— А-а, доктор Юх!

— Милорд Харконнен.

— Я слышал, вы выдали нам герцога?

— Я выполнил свое обещание, милорд.

Барон посмотрел на Питтера.

Питтер кивнул.

Барон снова перевел взгляд на Юха.

— Обещание, ах да, обещание… А я… — казалось, он не говорил, а плевался словами. — А что же я обещал взамен?

— Я полагаю, вы не забыли, милорд Харконнен.

Юх постарался сосредоточиться. В его мозгу неслышимый для остальных застучал метроном. Он заметил легкую фальшь в поведении барона. Сомнений быть не могло — Вана мертва, теперь им до нее не добраться. В противном случае Харконнены продолжали бы держать доктора железной хваткой. Но барон вел себя спокойно, значит, все было кончено.

— Вы полагаете?

— Вы обещали мне прекратить мучения Ваны.

Барон кивнул:

— Ах, да. Припоминаю. Действительно обещал. Теперь я вспомнил, почему вы решились нарушить Императорскую Клятву. Вы не могли вынести, как ваша бен-джессеритка мучилась в усилителях боли Питтера. Что ж, барон Владимир Харконнен всегда держит свое слово. Я сказал, что избавлю ее от мучений и позволю вам соединиться. Пусть будет так.

С этими словами он махнул рукой Питтеру. Синие глаза ментата сверкнули. Он резко метнулся к Юху с кошачьей гибкостью. Нож, словно коготь, блеснул в его руке и вонзился в спину доктора.

Старик замер, не спуская глаз с барона.

— Отправляйся к своей ведьме, — выплюнул тот. Юх закачался, продолжая стоять. Его губы медленно, но отчетливо зашевелились, а голос со странной размеренностью произнес:

— Ты… думаешь… ты… меня… победил. Ты… думаешь… я не… знал… что… я… купил… для… моей… Ва… ны…

И он рухнул. Не обмяк, не согнулся — упал, как срубленное дерево.

— Отправляйся, — повторил барон, но его слова прозвучали лишь слабым отзвуком слов доктора.

Случившееся вызвало у него тоскливое ощущение. Он впился взглядом в Питтера, обтиравшего платком лезвие. Синие глаза ментата маслянисто блестели, в них светилось удовлетворение.

Значит, вот как он умеет убивать, подумал барон. Полезно посмотреть.

— Он в самом деле выдал нам герцога?

— Конечно, милорд, — ответил Питтер.

— Тогда давайте его сюда!

Питтер взглянул на начальника охраны, и тот бросился выполнять.

Харконнен снова посмотрел на Юха. Тот рухнул так, что могло показаться, будто тело его давно одеревенело.

— Все равно я не смог бы доверять предателю, — произнес барон. — Даже такому, которого создал собственными руками.

Он оглянулся на темный иллюминатор. Черным покрывалом на ночь была наброшена тишина. Он знал, что его артиллерия перестала громить ущелья Большого Щита — герцогские солдаты были надежно заперты там. Барону вдруг подумалось, что не бывает ничего прекраснее этого безмолвного черного цвета. Хотя нет, белое на черном — еще совершеннее. Большие белые круги на черной бархатной скатерти. Белый столовый фарфор.

Но сомнение по-прежнему не отпускало его.

Что имел в виду этот старый осел, доктор? Конечно, он мог бы и догадываться, что его ждет. Но что он лопотал о своей победе? «Вы думаете, что вы победили меня»?

Что он имел в виду?

В дверь вошел герцог Лето Атрейдс. Руки закованы в цепи, орлиное лицо измазано грязью. Нагрудный карман полуоторван — видно, кто-то с мясом вырвал эмблему. На талии мундир тоже разорван — силовой пояс срывали с него, не отстегивая. Глаза сверкают каким-то безумным огнем.

— Та-а-ак, — протянул барон, но тут же запнулся и сделал глубокий вдох. Он понял, что заговорил слишком громко. Момент, который он тысячи раз проигрывал в мечтах, получился скомканным.

Чертов доктор, будь ты проклят на веки вечные!