Дьюи. Библиотечный кот, который потряс весь мир

Наш с Шарон быт напоминал рутину, царящую на конвейере. Закончив смену, на автобусе добирались до нашей квартиры, быстро перекусывали и затем бежали в танцклуб. А если я не танцевала, то проводила время с Дэвидом и его друзьями. Дэвид был для меня больше чем брат – это мой лучший друг. Когда вечерами я оставалась дома, что случалось довольно редко, то ставила пластинки и танцевала в одиночестве в своей спальне. Мне просто необходимы были танцы. Обожала танцевать.

С Уэлли Майроном я познакомилась в танцклубе. Он отличался от других ребят, с которыми я встречалась. Он сразил меня своим умом и начитанностью. Он был личностью! И всегда улыбался, вызывая улыбки окружающих. Он мог зайти в угловой магазин за молоком и два часа проболтать с продавцом. Уэлли мог поддержать разговор с кем угодно и на любую тему. В нем не было даже следа неприязненности. Я обратила на это внимание в тот первый день знакомства. Уэлли совершенно не способен сознательно оскорбить кого-то.

Мы встречались полтора года, прежде чем поженились в июле 1970 года. Мне было двадцать два, и я сразу же забеременела. Беременность протекала тяжело, с токсикозом по утрам, днем и по ночам. После работы Уэлли проводил время со своими друзьями, обычно гоняя на мотоциклах, но к половине восьмого всегда возвращался домой. Ему хотелось побыть рядом с женой, но приходилось мириться с ее недомоганием, вызванным предстоящими родами.

Порой одно решение может перевернуть всю вашу жизнь, хотя принимаете его вовсе не вы. Когда у меня начались схватки, доктор решил стимулировать роды двумя большими дозами питоцина. Как потом выяснилось, он спешил на вечеринку и хотел поскорее покончить с этой чертовой процедурой. Последние три сантиметра тельца не могли появиться на свет почти два часа. Выход плаценты прервал шок, в который я погрузилась, поэтому пришлось вернуть меня к родам, но плаценту полностью извлечь не удалось. Еще шесть недель после родов у меня не прекращалось кровотечение, и меня экстренно доставили в реанимацию.

Мне всегда хотелось назвать дочь Джоди Мари. Мечтала об этом с юных лет. И теперь у меня была дочь – Джоди Мари Майрон. Сердце мое разрывалось от желания находиться рядом с малышкой, обнимать ее, разговаривать с ней и смотреть ей в глаза. Но после операции мне пришлось все время лежать на спине. Моя гормональная система была нарушена, меня мучили головные боли, бессонница и потливость. Прошло два года. После шести перенесенных операций мое здоровье не улучшилось, и врач предложил эксплоративный метод[5]. Проснувшись на больничной койке, я узнала, что у меня удалили оба яичника и матку. Осознание того, что больше я не смогу иметь детей, перекрыло даже сильную физическую боль. Я надеялась, что мне предстоит внутреннее обследование, и не была готова к такому исходу, к такой неожиданной и необратимой менопаузе. Мне едва исполнилось двадцать четыре года; живот был исполосован шрамами, в сердце поселилась печаль, и я не могла взять свою дочь на руки. Занавес опустился, и мир для меня погрузился во тьму.

Когда несколько месяцев спустя я стала понемногу приходить в себя, Уэлли уже, по сути, не было. Нет, он не ушел из семьи. Но именно тогда я заметила, что главным для Уэлли стала выпивка. Если он отправлялся на рыбалку, это означало пьянку. Если он уезжал поохотиться, это тоже была попойка. Даже езда на мотоцикле была связана с выпивкой. В последнее время он перестал появляться в обещанное время. Отсутствовал допоздна и никогда не звонил. Домой возвращался пьяным.

Я ему говорила:

– Что ты делаешь? У тебя же больная жена и двухлетний ребенок!

– Да мы просто рыбачили, – отвечал он. – Я немного перебрал, подумаешь, какое дело!

Когда я проснулась на следующее утро, он уже ушел на работу. На столе в кухне лежала записка: «Я люблю тебя. Но не хочу больше бороться. Прости». Уэлли мог не спать и всю ночь писать мне длинные письма. Он был талантлив и умел красиво излагать свои мысли. Каждое утро, читая эти письма, я проникалась к нему любовью.

Осознание того, что мой муж – горький пьяница, пришло внезапно, но, чтобы принять решение, потребовалось много времени. Все внутренние связи были сплетены в тугой узел, но сердце не хотело признавать этого. Я искала объяснения, а потом оправдания. И боялась телефонных звонков. А позднее пугало его молчание, когда он не звонил. Вместо объяснений я просто выливала пиво. И старалась не думать о таких вещах, как деньги. Не хотела жаловаться. Да и какой в этом смысл, если станет только хуже?

– Я все понимаю, – сказал он, когда однажды мне все же пришлось начать этот разговор. – Не проблема, я брошу. Ради тебя. Обещаю.

Но никто не верил в эти слова.

Мир сжимался день ото дня. Не хотелось открывать шкаф из опасений увидеть там неприятный сюрприз. Не хотелось выворачивать карманы его брюк. Никуда не хотелось выходить. Да и куда нам пойти, если там не будет выпивки?