Медведь-шатун... Но если Элиза хотела уехать, а по дороге повстречала лорда Лингрэма... Что, если они поссорились? И он... Нет, тут что-то не сходится. Если он был на войне, он не мог на день вырваться в свой замок, убить Элизу, а потом тут же отправиться назад, к войску. Или мог? Если Элиза написала ему, что она желает с ним расстаться? Он разгневался, пытался остановить ее... Надо бы выяснить, что за война была в ту пору.
— А давно это случилось?
— Два года минуло, этой зимой третий будет. Разве же такое забудешь? Он же меня ради Элизы в замок и взял. Чтобы она не скучала без него. Чтобы матушка ее не обижала. Леди Лингрэм, по правде сказать, хворая была: все слезы лила да в церкви молилась. Запрется со своим духовником и "шу-шу-шу". Нет бы сына чем порадовать, когда он наезжал, так нет: выйдет к нему вся в черном, ручки на животе сложит, ко лбу приложится, словно он покойник. И опять к себе.
...Теплый ветер врывался в окна кареты, Ари крутила головой, боясь упустить хоть что-то: вот высокая ограда, отделяющая лес от окруженного парком поместья, вот широкая надвратная арка, возле которой навытяжку стоял приветствующий их привратник. И очертания замка, пока еще неясные, наполовину скрытые разросшимися буками и лиственницами.
Едва карета миновала арку, Ари услышала, как сзади загрохотал внушительный засов, затворявший ворота. Ну что ж, леди Лингрэм, добро пожаловать домой... Пусть ее новая тюрьма и красива, пусть она окружена садами и парками, но место, где тебя держат под замком, все равно остается тюрьмой.
— Остановите здесь, я хочу пройтись, — крикнула она кучеру.
И вскоре ступила на широкую посыпанную гравием дорожку, обсаженную кустами роз. Путь к своему новому узилищу она предпочитала проделать пешком. И в одиночестве.
Глава 16
Здесь и вправду было красиво, и сколько бы Ари ни пыталась отыскать изъян во всем, но вскоре и ей пришлось признать — замок и сад просто безукоризненны. Да что там — прежде, когда она еще жила с родителями, она и грезить не могла о подобном доме. Большой, со множеством галерей и башенок, он не производил впечатления неприступной суровой крепости, каким был древний Хольм. Легкий, ажурный, изящный, с большими окнами — казалось, это место создано для радости. Для беззаботного птичьего щебета, для неспешных прогулок, для посиделок в беседке, оплетенной диковинным цветущим вьюном. И так хотелось опуститься на подушки, разложенные чьей-то заботливой рукой на скамейке, лакомиться сладостями, листать книжку, вдыхать сладостный цветочный аромат...
Синие стрекозы с тонкими прозрачными крылышками кружили возле ручья, бабочки в пестрых одежках пили нектар из раскрытых бутонов. Если бы Ари была свободна, если бы... да, если бы она могла разделить этот покой с тем, кто ей действительно дорог! Пригласить к себе Бейтрис, бродить с ней под кронами деревьев, срывать с тонких веток спелые вишни. Увидеться с матушкой и батюшкой, с Бастьеном. Не думать ни о чем, быть настоящей хозяйкой, а не диковинной зверюшкой, взятой лорд-маршалом в дом себе на потеху.
На потеху? Ари со злостью отбросила в заросли пахучего желтого кустарника только что сорванную розу. Ну уж нет, она больше не позволит глумиться над собой и над родителями! Лорд Лингрэм изволил намекнуть, что батюшка променял дочь на освобождение Хольма? Как бы не так! Если бы не Его Величество король Диармейд и его... его цепной пес — Хольм был бы свободен! Да, лорд-маршал и есть пес: выслуживается у трона, словно собака, выпрашивающая у хозяина обглоданную косточку. Кто звал этих выскочек на север? Ее отец, хозяин своих земель, волен отправить Бастьена в Тарн, а ее... да, наверняка отец с матерью пытались защитить и ее тоже! У них просто ничего не получилось. Она бы вышла за какого-нибудь знатного тарнийца, быть может, даже за принца. Интересно, а Бастьен и вправду обручен с одной из дочерей тарнийского короля? Или это очередная ложь, и лорд Лингрэм желает лишь рассорить ее с родными?
— Леди Лингрэм! Арэдейл!
Вот же! Опять эта докучливая Розалинда! Что ей понадобилось? Ари же ясно сказала, что желает прогуляться в одиночестве. Или она здесь не хозяйка и ей придется слушаться эту толстуху, как сестер в монастыре Святой Симоны?
— Арэдейл! — ее компаньонка запыхалась, лицо пошло красными пятнами, дородная дама едва переводила дух. — Куда ты подевалась? Стол давно накрыт к обеду. Сад большой, потом прогуляемся, и я тебе все покажу.