Дирижабль

Фёдор пожал плечами. Конечно, ему не терпелось. Он потихоньку сгорал изнутри.

– Да нет, просто…

– Не мямлите вы, Фёдор Андреевич. Будьте смелым. Вы же мужчина. Так и скажите: хочу выпить.

– Ну не то чтобы…

– Ох! – Зофия закатила глаза. – Ладно, пойдемте уже. Заодно договор подпишем.

Дошли молча. За стойкой скучал бородатый парень с модной стрижкой. Он копался в смартфоне и зевал.

– Хочу вас угостить, – сказала Зофия. – Сколько вы сможете выпить?

– Ну грамм двести для начала можно, – ответил Фёдор, вцепившись взглядом в прайс.

– А ноль пять?

– Это многовато, если разом.

Она ухмыльнулась:

– Молодой человек, водки пятьсот, сок и каких-нибудь соленых огурчиков – закусить.

– «Корюшку» будете? – спросил бородач.

– Не сезон же.

– Это водка такая. Наша, петербургская. Разливают в Пензе, правда.

– Отлично!

Они сели за столик. Зофия подвинула две папки:

– Читайте внимательно.

Фёдор вытащил бумаги и сразу же везде подписал.

– Вот и хорошо, – сказала она.

И тоже поставила подписи. Один экземпляр отдала Фёдору.

– Не люблю лезть с советами, но вам стоит поскорее садиться за работу. Время быстро пролетит. Время – самый страшный убийца.

– Целых три месяца у меня в кармане, – ответил Фёдор.

– Почему три? Там же написано – шестьдесят дней. Это два месяца.

– Ну два, – смутился он.

– Достаточно?

– Достоевский написал «Игрока» за двадцать шесть дней.

– Это правильно, что вы равняетесь на великих. А то, знаете, мода пошла – взять для примера какое-нибудь говно и говорить, что по сравнению с ним ты гений.

– Сузился русский человек, – сказал Фёдор. – Я бы раздвинул.

– Раздвинули? Может, расширили?

– Или так.

Бородач принес водку, сок и соленые огурцы. Держась за бутылку двумя руками, Фёдор налил в рюмки, немного расплескав на скатерть.

– А я не пью водку, это все вам, – сказала Зофия.

Она вдруг посмотрела ему за плечо, немножко натянуто улыбнулась и помахала рукой. Фёдор выпил и оглянулся. От входной двери к ним шел Борщевиков.

– А я иду мимо, гляжу в окошко, тут ты сидишь, – сказал он, не обращая внимания на Фёдора. – Зизи, милая! Сейчас вернусь.

И направился к стойке.

Фёдор загнал в себя вторую порцию водки и спросил:

– А вы не помните, в Петербурге сколько народу живет?

– Пять миллионов триста шестьдесят тысяч.

– Какая точность!

– Я люблю точность. А к чему вы спросили?

– Да вот думаю, – пожал плечами Фёдор. – Тут пять миллионов живет, но я встречаю тут только каких-то старых знакомых мудаков.

– Это ваша карма. Не надо было того вашего знакомого писателя бить по попе.

– По попе, – повторил Фёдор. – Скоро продолжу. У нас намечена дуэль по правилам бокса.

– Напомните его фамилию.

– Каргополов, – немножко каркнув, ответил Фёдор.

От водки пошло тепло. И губы сами собой растянулись в ухмылке.

– Почитаю его, пожалуй, – сказала Зофия. – Интересно же, на кого вы так обиделись.

– Я не обиделся.

Хотя от ее слов действительно ощутил обиду и ревность. Почему-то хотелось, чтобы она читала только его. Да и не только она.

– Вы в Бога верите? – спросил Фёдор.

Но вернулся Борщевиков с бокалом бледно-желтого напитка и не дал ответить.

– Зизи, с каких пор ты балуешься водочкой?

– Это Фёдор Андреевич любитель, – ответила Зофия.

– Уж получше, чем ссаки пить, – пробубнил Фёдор, наливая заново уверенной рукой.

В голове злорадно расхохоталась Инна. Фёдору стало тоскливо. Он выпил из двух рюмок и попробовал расправить плечи.

– И вам здравствуйте, – противно улыбнулся Борщевиков. – Читаю, между прочим, ваш роман. Местами неплохо. Думаю взять кое-что для моих чтений. Денег вам предложить не могу. Но вы же не откажете ради искусства?

– Ради искусства я бы не отказал, конечно, – сказал Фёдор.

– Вот и замечательно. Зизи, а твой муж вообще-то знает, что ты ходишь на свидания? – спросил Борщевиков.

«Муж. У нее муж есть», – подумал Фёдор.

Зофия посмотрела в окно, повернулась к Борщевикову:

– Вова, с Фёдором Андреевичем у нас деловая встреча.

– Фёдор Андреевич – не Фёдор Михайлович, – сказал Борщевиков, ухмыляясь. – Что же за дела у вас, если не секрет?

– А вот поспорили, сможет ли он выпить литр.

Борщевиков сделал глоточек из своего бокала, облизнул верхнюю губу.

– На что спорили?

– На мою честь, конечно.

Фёдор понимал, что это все шуточки, но его вдруг кинуло в жар. «Литр, – подумал он. – Да легко».

– А если Фёдор Андреевич не осилит? Тогда что? – спросил Борщевиков.

– Тогда он напишет про меня роман. Напишете же?

За окном что-то хлопнуло. Виляя, промчалась замызганная «девятка». Следом бежал человек, на ходу стреляя из пистолета.

– Чикаго тридцатых, – сказал Фёдор.

– Петербург, девяносто третий год, – ответила Зофия.

– Может, кино снимают? – предположил Борщевиков. – Надо посмотреть.

Но с места не сдвинулся. Фёдор выпил из двух рюмок и встал.

– Не геройствуйте, подстрелят еще, – сказала Зофия.

– Да я в туалет, – ответил он.

– Туалет сломан, – подал голос бородач. – Но если пописать надо, можно в раковину. Только смойте хорошенько из крана.

Фёдор сел.

– А вот есть такие туалеты в некоторых заведениях, там в кабинке отверстие, суешь туда член, и тебе сосут, – сказал Борщевиков. – Правда, не видно кто. Но от этого ощущения только острее.