Дирижабль

– Да, он там что-то вякал про дуэль. Наверно, башкой сильно ударился.

Попцов вытер салфеткой рот. Внимательно посмотрел на Фёдора:

– Откажетесь?

– От чего?

– От дуэли, конечно.

– Я не участвую в сумасшествии. Знаете, есть такое важное правило – не позволять психам вовлекать вас в их безумие.

– Иван Сергеевич вовсе не псих. И он сильно задет. Кстати, на днях он жену похоронил. И тут вы еще на него кинулись. Конечно, он в отчаянии и готов на все.

Фёдор смутился:

– Про жену-то я не знал.

– Ладно, у него любовница осталась живая. Дело не в этом. Если откажетесь с ним драться, он вас трусом объявит.

– Да и хер-то с ним, – сказал Фёдор и встал из-за стола. – Рад был встретиться.

Попцов догнал его на улице:

– А покурить?

Фёдор достал сигареты.

– Представьте, в наше время два писателя устроили дуэль! Не рядовое событие. Слушайте, – сказал Попцов. – Интересно же! Ну?

– Бред! – пожал плечами Фёдор.

– Ничего подобного, – помахал сигаретой Попцов. – Не на шпагах же. И не из пистолетов. Скорей всего, поединок по правилам бокса. Ну или ММА. Не знаю. Вы драться-то умеете?

– Умею. Двух таких Каргополовых свалю. Да и трех тоже.

Фёдор снова опьянел, и ему это очень понравилось.

– Могу хоть сейчас. Звоните ему!

Попцов засмеялся и достал смартфон:

– Иван Сергеевич? Как самочувствие? Представьте, встретил сейчас Собакина.

Послышалась ругань. Попцов молчал и улыбался во весь рот.

– А Фёдор Андреевич говорит, что готов с вами драться, представляете? Хоть сейчас. Да нет, я понимаю, что не сейчас. Надо подготовиться и прочее.

Выслушав длинный и громкий ответ, Попцов попрощался и убрал смартфон. Выпустил через ноздри дым.

– Готово. Ждите вызова. Дату можно обговорить вместе.

– Вот и заебись! – хлопнул в ладоши Фёдор, случайно размолотил сигарету и обжег пальцы.

– Рад, что вы приехали, – сказал Попцов. – Вы всегда мне были симпатичны. И ту премию заслужили вы, я считаю. Хотя и Каргополов тоже ведь заслужил. Роман его больно хорош.

– Спокойной ночи, – ответил Фёдор, разворачиваясь.

– Стойте, стойте! Вы же за коньяк не заплатили.

Фёдор вернулся в бар и заплатил за коньяк.

19

Он выплыл из глубокого пьяного сна и обнаружил, что лежит на чем-то твердом в светлом помещении. «Я в морге», – мелькнула веселая и страшная мысль. Перевернувшись со спины на бок, Фёдор кое-как сел, проморгался, привык к свету. Конечно, он лежал не в морге, а на полу кухни. В ногах стояла бутылка «Арарата», и в ней еще было грамм сто коньяка. Это порадовало. Есть чем унять треск в голове. Обшарив карманы, он вытащил смартфон, бумажник, ключи, сигареты, авторучку и куски бутерброда. Как попал домой, он помнил смутно. Кажется, после бара зашел в рюмочную. Потом мелькнула магазинная полка с алкоголем, и его рука, жадно схватившая бутылку. Отпил из нее, как только оказался за кассой. Дальше пил на улице и кричал на кого-то. Вроде бы на свою собственную тень. Кое-как отыскал парадную, вписался и долго ковылял по лестнице, хватаясь руками за перила. Умудрился не упасть и не своротить шею. Дальше – нырок в темный колодец. Все было привычно и тошно. Ах да, звонил Инне, стоя у двери квартиры. Она оказалась недоступна. Ну и хорошо.

«Умру скоро, – подумал Фёдор. – Как пить дать умру».

Схватил бутылку и в два глотка допил коньяк. Стало веселее. Но подняться получилось лишь с третьей попытки. Пришлось сначала встать на карачки и уцепиться за табуретку. В прихожей по полу были разбросаны листы. Фёдор поднял парочку. Это был новый вариант договора. Где-то он сумел его распечатать, несмотря на пьяное забытье. Смотреть, что ответила Зофия насчет встречи, было лень. Стянув ботинки, Фёдор зашел в комнату и, не выключая свет, повалился на кровать. Представил, как стаскивает с Зофии трусы, развернув ее задом. Она оглядывается, но у нее почему-то рожа Попцова. Фёдор открыл глаза. Снова закрыл. Увидел себя лежащим в гробу. Рядом стояла почерневшая от горя Инна и повторяла: «Я не пущу, не пущу его закапывать. Тогда и меня вместе с ним закопайте». Упоенный злорадством и жалостью к себе, Фёдор заснул.

Новое пробуждение мало чем отличалось от предыдущего. Разве что лежал он теперь на кровати, а за окном впервые за последние дни светило солнце. Фёдор мимолетно вспомнил, как однажды побрил Инне лобок. Стало так тоскливо, что он вцепился зубами в край пледа. Слезы были где-то рядом, но так и не пролились.

В дверь позвонили. Фёдор вздрогнул.

– Уходите, – сказал он слабым голосом.

Звонок повторился. Звучал он сухо, крикливо, омерзительно. Представились его проржавевшие внутренние механизмы. Визитер был нетерпелив. Он вдавил кнопку и не отпускал.

– Ладно, пидорасина! – сказал Фёдор.

Он слез с кровати. Тело моментально наполнилось болью. Но злость была сильнее. Фёдор решил с порога вломить сраному гостю головой по зубам. У двери он быстро остыл. Представил вдруг, что убил кого-то ночью по пьяни и сейчас к нему заявилась целая толпа оперов из убойного отдела.

– Кто там? – спросил Фёдор.

– Полиция. Немедленно откройте!