Директор

- Что конкретно вы хотите получить от меня, мисс Эшби? - Он отставил в сторону уже пустой бокал и изучал ее лицо через весь стол.

- Что ж... для начала, я хотела бы, чтобы вы называли меня Гвен.

Он тяжело вздохнул. Настолько тяжело, что это заставило ее рассмеяться.

- Гвен, - произнес он один - единственный раз.

- Это ведь не больно, нет?

- Нет, я бы не сказал, что это больно.

- Хорошо.

- Тем не менее, я бы сказал, что это раздражает.

- Эдвин.

Он уставился на нее.

- Вы назвали меня Гвен. Это негласное разрешение называть вас Эдвин.

- Очень хорошо. Но только пока не пройдет хмель от вина.

- Пока на вас действует вино... расскажите мне о себе. Пожалуйста? - Она добавила в конце "пожалуйста", чтобы это прозвучало, как скромная просьба, а не приказ. Она не хотела испытывать судьбу.

- Что конкретно вы хотите знать обо мне?

- Что вы здесь делаете?

- Я здесь живу, Гвен.

- Вы понимаете, о чем я. Почему англичанин живет у подножья гор Аппалачи?

- Работает.

- Вы мне не уступите, нет?

- Это предполагался рабочий ужин. Ваши вопросы должны ограничиваться только интересами школьных дел.

- Тогда расскажите мне о школьном директоре.

- Вы недисциплинированны.

- Это одно из моих лучших качеств.

Эдвин посмотрел на нее через весь стол, изогнув бровь. Между ними было четыре фута стола, и это было слишком много.

- Хорошо, хорошо, хорошо, - сказала она, поднимая руки в знак поражения. - Тогда, расскажите мне вот что. Почему вы сказали, что здесь шестьдесят учеников? Я насчитала только тридцать. Остальные на каникулах?

Эдвин отвел взгляд в сторону. Это был первый раз, когда он избегал зрительного контакта с ней.

- Эдвин? - настаивала Гвен. - Что случилось с остальными учениками? - Его нежелание отвечать, придавало еще больше важности ее вопросу.

- Я сделал кое-что в прошлом году, из-за чего некоторые родители и опекуны забрали своих детей из школы. Было сложно смириться с их утратой.

- Вы кое-что сделали? Что, ради Бога, вы могли такого сделать, чтобы спугнуть тридцать учеников?

- Я уверяю вас, они хотели остаться. Сказать, что тогда был плач и скрежет зубов - это еще большое преуменьшение.

- Так, что же вы сделали, что заставило семьи забрать своих детей из школы?

- Я интегрировал школу.

Гвен была поражена и изумленно смотрела на него, это длилось целых тридцать секунд.

- Сэмуэль, - произнесла она.

Эдвин кивнул.

- Тридцать студентов покинули школу потому, что вы приняли Сэмуэля? Какого черта?

- Гвендолин!

- Извините. Хотя… нет, - воскликнула она, хлопнув рукой по столу. - Я не извиняюсь. Это стоит того, чтобы выругаться.

- Слава Богу, здесь нет детей.

- Они не дети. Они подростки. Я уверена, они слышали слова и похуже. А теперь скажите мне, что вы шутите.

- Я бы не стал шутить о таких вещах. Никогда. Но я бы хотел, чтобы это было шуткой. Сэмуэль написал в школу в прошлом году с просьбой принять его. Его уровень IQ вне конкуренции, и у него были проблемы в старшей школе в Алабаме. Недостаточно поощрения. Слишком много издевок. Я выслал ему вступительный экзамен. Он прошел его с самым лучшим результатом за всю историю школы. Я предложил ему полную стипендию. Он приехал и...

- Я не могу в это поверить. Я знаю, что Северная Каролина не поклонница либерализма, но я не думала, что они застряли в 1950-х.

- Сэмуэль вызвался покинуть школу. Я сказал ему, что я, скорее, закрою школу, чем позволю ему это. Он остался. Тридцать учеников уехали. В конце концов, может это и к лучшему...

Его голос стих, и он отвел взгляд.

Гвен сидела в тишине, и позволила сказанному Эдвином проникнуть в ее сознание. Половина коллектива покинула школу за один раз. И он был прав - он сделал единственный правильный выбор, особенно, для человека с присущим ему чувством справедливости и честности. Он сделал единственное, что мог. А сейчас она сделает единственную вещь, которую может.

Гвен встала, обошла стол, нагнулась и оставила на его губах быстрый поцелуй.

Снова.

Она выпрямилась и ждала реакции.

- Это проявление бесчестности, - заявил Эдвин, бросая свою салфетку на стол.

- Разве? - спросила она, неожиданно занервничав.

- Худший поцелуй за всю историю поцелуев.

- Что? Думаете, можете лучше?

- С закрытыми глазами.

- Разве не так все...

Эдвин поднялся, обхватил ее за шею сзади и, поцеловав, перенес прямо на страницы книг исторических любовных романов.

Это был глубокий поцелуй, жесткий поцелуй, крепкий поцелуй, обессиливший ее поцелуй. Она обняла его плечи и прижалась грудью к его груди, что сорвало негромкий стон с его губ. Или ее. Она не могла сказать и, определенно, ей было все равно. Какое это имело значение, если Эдвин прижал ее спиной к стене. У человека настолько сдержанного, настолько скрытного и замкнутого, было слабое место. Слава Богу, она, наконец-то его нашла.