Диоген. Человек-собака

– Выкинь лишнее, – сказал он. – Оставь только то, чему ты можешь без труда найти замену. В начале моего учения у меня было немного деревянной посуды. Оказалось, я был чрезмерно богат. Однажды я увидел, как ребёнок пьёт из сложенных ладоней, и выбросил свою кружку. На следующий день мне попался ребёнок, который ел чечевичную похлёбку из куска выеденного хлеба. И я выбросил миску.

– Значит, у тебя вообще ничего нет? – спросил Андросфен.

– Нет, есть: это я! Я обладаю собой. А ещё у меня есть этот плащ… Никак не могу от него избавиться. Он мне служит и зимой, и летом. Я его разворачиваю, чтобы укутаться в него в холод, и сворачиваю, когда жара становится невыносимой. Но я бы и его хотел выбросить. Когда-нибудь, я это знаю, я буду ходить обнажённым и переносить любой климат. Чтобы этого достичь, я каждый день упражняюсь. Зимой я босиком хожу по снегу и обнимаю заледеневшие статуи, привыкая к морозу. Летом я голышом катаюсь по раскалённому песку, привыкая к сильной жаре. Вот. Больше мне нечему тебя научить.

– А зачем тебе нужна палка? – поинтересовался Андросфен.

– Это не палка, а мой скипетр. Я ведь царь.

– Царь? Ты больше похож на нищего.

– Я и есть нищий. Я ненавижу всё то, что люди считают важным: славу, богатство, любовь. У меня нечего взять, и никто мне не может ничего дать. У меня есть всё, что мне нужно. Моя наставница – природа. Это она мне подсказывает, когда мне есть, пить или спать. В остальном я никому не подотчётен, сам себе хозяин. У афинян есть прекрасное слово, оно указывает на это состояние достаточности: автаркия. Я совершенно свободен. А кто может быть свободнее царя?

Андросфен взглянул на свои кольца, валявшиеся на земле. И сказал сам себе, что не будет их подымать. Он не вернётся в таверну, не пойдёт в школу к Платону. Однако его снедало любопытство:

– Но ведь у тебя есть дом?

– Действительно, ты прав, – откликнулся Диоген, выпячивая грудь. – Я живу во дворце. Хочешь его увидеть?

Андросфену было интересно попасть в логово Собаки, и он принял приглашение. Двое мужчин пересекли спящую Агору и направились на запад, к Метроону – древнему святилищу на возвышении, использовавшемуся также как городской архив.

– Вот мы и пришли! – воскликнул Диоген, торжествуя.

– Как? – удивился Андросфен. – Ты живёшь в Метрооне?

– Что бы я делал с мраморным полом, колоннами, мягкими подушками и скамьями? Нет, моё жилище здесь, – Диоген показал пальцем на большую амфору.

– Ты живёшь внутри? – воскликнул молодой человек.

– И мне очень удобно! – ответил Диоген, укладываясь в сосуд. – Если ты станешь собакой, у тебя тоже будет такое же прекрасное жилище.

Андросфен, опустив руки, больше не промолвил ни слова. Диоген принялся кричать:

– Ты не решаешься стать собакой. Я прекрасно вижу, что тебе дороги удобства. Иди, возвращайся к Платону, этому гордецу, который делает вид, что учит мудрости, но на самом деле купается в роскоши и общается с тиранами, чтобы самому стать тираном. Стань как он, а потом ты мне скажешь, счастлив ли ты.

Молодой человек развернулся и убежал.

Придя на постоялый двор, он обнаружил, что оставил свои кольца лежать в пыли.

– Стал ли я более несчастен оттого, что у меня нет колец? – прошептал он.

На следующий день он сбежал из Академии. В голове его крутилось множество вопросов: надо ли стремиться к богатству, чести и славе, как часто говорил ему отец? Семья у него богатая и могущественная, но счастлива ли она? Видел ли он, как отец и мать смеются вместе? Нет. У них всегда озабоченный вид. Неизвестно, какое облачко омрачает их мысли. Не пришла ли пора решиться?

Повстречав нищего, он снимает свой плащ и выменивает его на одежду бедняка. Днём он отдаёт свой кошелёк. Поскольку он больше не может оплачивать жильё, ему приходится ночевать на улице. Он дрожит от холода. Немного жалеет о сделанном. В животе его начинает бурчать от голода.

Он в тоске бродит по улице, умирая от голода; принимается мечтать о мягкой постели и жарком очаге. Но в то же самое время он говорит себе, что может делать всё, что угодно, идти туда, куда ему захочется, не отдавая никому отчёта. Афиняне смотрят на молодого человека с долей восхищения, поскольку нужно иметь смелость, чтобы жить как Собака. Андросфен, прислонившись к колонне, тяжело вздыхает. Ему кажется, что он сейчас упадёт, когда вдруг появляется Диоген. На его лице больше не написана суровость.

– Ты только что вышел из гинекея и попал в мир людей, – говорит он.

Затем, желая поддержать его дух, Диоген рассказывает о том, как мышь спасла ему жизнь.