— Скажи на милость! В Сан-Антонио! — Тихомиров отхлебнул пива и вытер губы салфеткой. — Имелись бы у нас достоверные сведения, куда ее, голубушку, доставят! Так ведь не имеется же таких сведений. Где будет производиться опознание? Что, если в каком-нибудь привокзальном участке? Или это у них делается исключительно в здании суда, в присутствии поверенных? Нет у нас таких сведений, а следовательно, надо поступать на основании тех сведений, каковые имеются.
— Сведения раздобыть можно, — отвечал Гурский, продолжая ковырять в зубах. — Поговори с Гочкисом. Скажи ему, так и так, твои люди опростоволосились, дело не кончено. Припугни его, мол, шуму много будет, ежели она начнет с ходу показания давать.
— Она не станет.
— А вдруг? Нет, ты нажми на Гочкиса. Его интерес тут прямой. Муравьева для него сейчас опаснее, чем для нас. Нажмешь?
Тихомиров с укоризной глянул на товарища:
— По-твоему, я сам бы до таких мер не додумался? Вечно ты меня поучаешь. Да я об заклад бьюсь, Гочкис уже себе места не находит! Он и без наших нажимов все силы употребит, чтоб ее найти. Вот помяни мое слово, сегодня придем в клуб, а он уже там нас поджидать будет. И нажимать на него не придется, сам и сведения добудет, и людей необходимых предоставит в полное наше распоряжение.
— Шли бы его люди куда подальше. Не послушал ты меня, Гаврила Петрович. А я дело говорил. Надо было ее прямо на месте, в зале суда… — Захар оскалился в хищной улыбке. — Уж для своих-то товарищей можно было выделить пару фунтов динамита! Рванули бы за милую душу, а ты бы записку соответствующую накропал. Мол, анархисты Техаса шлют горячий привет неправедной судебной системе. И всё!
— Ну, и кто бы это исполнил, по-твоему? — с усталой улыбкой спросил Тихомиров. — Кто из нас должен был сложить голову на чужбине ради победы анархии?
— Я бы исполнил, и ушел бы живой-невредимый, — заверил его Гурский, закуривая папиросу. — Поверь, Гаврила Петрович, здесь и не такое можно исполнить. Если одет прилично и держишься важно, ни одна тварь к тебе не приблизится. Уж я бы исполнил, а потом бы еще и свидетелем мог бы сойти, и показал бы, мол, горячий юнец итальянской наружности сразу мне показался подозрительным, хе-хе…
Он закашлялся сквозь смех.
— Велика честь, — сказал Тихомиров. — Муравьеву пусть местные ловят. Она им сейчас как заноза. Пусть ищут, пусть ловят. У нас с тобой есть дела и поважнее.
— Дела, дела… — передразнил его Гурский. — Да разве это дела, чем мы с тобой тут занимаемся? Я шел в террор ради совсем других дел. Ради таких дел, от которых кровь кипит. А тут? Не по мне ваши кабинетные битвы. Мне надобно настоящее дело.
— Будет тебе настоящее дело, будет.
Они высидели в ресторане еще час, затем отправились в библиотеку, где их ожидали разложенные на столах в отдельном кабинете карты и отчеты разных экспедиций. Еще пару часов они, борясь с послеобеденной сонливостью, провели над этими бумагами, в которых оба ровным счетом ничего не понимали. Наконец, часы пробили семь, и господ ученых пригласили в клуб, который располагался на втором этаже библиотеки.
К ученым-геологам в Эль-Пасо относились с особым почтением. Люди, способные в юности не гнаться за сиюминутными удовольствиями, а тратить драгоценное время и немалые деньги на получение образования, достойны уважения. Но кроме отблеска высокой науки, звание геолога было украшено еще и ощутимыми результатами практики. Только геолог мог превратить бесплодные земли в источник богатства. Там, где не росли даже колючки, вдруг появлялись города, вырастали миллионные состояния — потому что геологи нашли там серебро, или медь, или нефть. А что еще они могут найти! Сколько еще неожиданных взлетов к процветанию сулят эти скромные нескладные белоручки, способные часами просиживать в душном читальном зале среди пыльных фолиантов и рулонов старых карт!
Большей частью эти ученые были иностранцами. Получив солидную подготовку в университетах Старого Света, они находили применение своим знаниям и навыкам на просторах Техаса — и население штата было им весьма признательно.
Во всяком случае, в клубе, где собирались самые крупные городские дельцы, иностранным ученым подавали не местный бурбон, и не мескаль из-за реки, а настоящий французский коньяк.
Тихомиров довольно прилично играл в бридж, и его надолго приковал к себе стол под зеленым сукном. Гурский же откровенно скучал, листая альбомы с забавными фотографиями.
Члены клуба уже начинали расходиться по домам, когда в зале появился поверенный Гочкис. Тихомиров и Гурский одновременно его заметили, хотя находились в разных углах. И одновременно подошли к нему.
Гочкис уселся на диван возле камина, где никто не мог помешать доверительной беседе.
— Джентльмены, я буду краток. Интересующая нас особа в настоящее время, скорее всего, направляется в Сан-Антонио по не известной нам дороге. Нам представляется целесообразным временно приостановить отгрузку материалов. Временно, то есть до того момента, когда вопрос с этой особой будет решен окончательно.