Димитрий (СИ)

- Вам надлежало не посылать к королю, а ждать моего посольства. Тогда разъяснено  было бы, для чего я вступил в Россию. Бесспорно, отечество наше славится редкою свободой, но свобода имеет законы, без которых государство стоять не может. Закон республики не дозволяет воевать  королю без согласия Сейма. Я его получил, а вы, люди, частные, своевольным вмешательством в дела московские раздражаете опаснейшего врага Речи: озлобленный Шуйский натравливает на наше отечество  шведов и крымцев. Легко призвать, трудно удалить опасность… Идите и скажите своим клевретам, что искать славы беззаконием, мятежничать и нагло оскорблять верховную власть есть дело не свободных граждан, а граждан диких и хищных.

         Сигизмунд отрекался  того, на что четвертый год закрывал глаза. При его походном дворе был Мнишек, источник тех, кого король укорял. Ныне Сигизмунд добивался  за что объявлял отступниками: ляхи при Димитрии и король сцепились за Новгород – Северскую землю.

         Приехавшие под Смоленск парламентарии Михаил Молчанов (местоблюститель Димитрия), князь Рубец – Мосальский, Юрий Хворостинин, Лев Плещеев, дьяки Грамотин, Андронов, Чичерин, Апраксин, дворяне и громогласнее других – Михайло Салтыков с сыном, отрекаясь Димитрия, у которого шел разброд, нашли выход: пусть сын Сигизмунда Владислав вступит на русский престол. Ибо мы, московиты, в конец запутались, кому служить.  Договориться о россиянине без тягчайшего кровопролития и бедствий мы не способны. Ни один царь нам не люб, ни Димитрия, ни Шуйского не хотим. Приходите и правьте нами! Дьяк Грамотин обрисовал выгоды, ожидающие северную Русь и Речь при соединении под одной короною.

         Литовский канцлер Лев Сапега поблагодарил делегацию от имени короля за оказанные честь и доверие. Пока Сигизмунд обещал стать покровителем московской державы и православной церкви, назначить сенаторов для переговоров о соединении России с Речью.

         Переговоры начались немедленно в виду осыпаемого ядрами Смоленска. Русская делегация провозгласила:

- С того времени, как смертью Иоаннова наследника извелось державное племя Рюрика, мы всегда делали иметь одного венценосца с Польшей. В том  удостоверит сей думный боярин Михайло Глебович Салтыков, знающий  государственные тайны. Препятствием были грозное царствование Годуновых, успехи мнимого Димитрия, беззаконное воцарение Шуйского. Ко второму самозванцу мы, здесь стоящие, пристали до времени от ненависти к Василию, а не по вере, что он сын Иоаннов. Обрадованные вступлением короля в Россию, мы тайно снеслись с знатнейшими людьми в Москве, сведали их единомыслие с нами и давно прибегли бы к Сигизмунду, если бы неподвластные королю тушинские ляхи тому не противились. Ныне же, когда вожди и войско склоняются к законному монарху, объявившему нам чистоту своих намерений, смело убеждаем его величество дать нам сына в цари. Ибо ему самому, государю иной великой державы, нельзя оставить ее, ни управлять Москвой через наместника. Вся Россия встретит вожделенного царя Владислава с радостью. Города и крепости отворят врата. Истинный патриарх (Филарет) благословит его усердно. Пускай не медлит Сигизмунд, идет прямо к Москве, и подкрепит тушинское войско, угрожаемое превосходящими силами Скопина и шведов.  Мы впереди укажем ему путь и средства взять столицу. Сами свергнем, истребим ненавистного Шуйского как жертву, уже давно обреченную на гибель. Тогда и Смоленск, осаждаемый с тягостным усердием, доселе бесполезным, тогда и все государство последует нашему примеру.

         Пушки со стен Смоленска не раз прерывали верноподданную речь.  Защитники Смоленска не ведали, что противятся законному, а главное - долгожданному  русскому царю, который удовлетворит интересы противоборствующих сторон. Шестнадцатилетний Владислав оглядывался, стремясь в гордой отцовой свите обрести уверенность в решении предстоящих московских задач.

         Сигизмунд отвечал осторожно:

- Да благословит Всевышний добрые желания россиян. Когда грозные тучи, висящие над их державою, рассеются, тихие дни воссияют, а вельможи, войско, духовенство и граждане единодушно захотят Владислава, король не будет возражать, чтобы сын его надел царский венец.

         Коронное войско не пойдет к Москве, но будет ждать под Смоленском слияния верных Сигизмунду и Владиславу сил. Король махнул возобновить приступ. Обдав снежной пылью, мимо тушинских послов проскакали  с пиками на перевес драгуны. Послы, будто дело решено, взялись обсуждать, как Владислав перейдет из католичества в Православие.

         Сигизмунд отвечал за не смевшего говорить отрока-сына:

- Вера – дело совести, Тут можно склонять, внушать, но не велеть.

         Тушинцы к удивлению поляков вцепились в этот вопрос, словно, если решат его, Владиславу неминуемо быть царем.

         Любезные сенаторы сказали, что если Бог даст Владиславу Русь, то он перекрестится немедленно. Целостность России тоже была обещана.

         Ядра пролетали над палатками, и совещающиеся вынуждены были отъехать. В гостевом шатре из рук Филарета тушинская делегация целовала крест на верность королевичу Владиславу.