Димитрий (СИ)

         Димитрий противился быть совсем послушной куклой в руках Сигизмунда. После неудачи затребовать принца Густава, король через своего секретаря Гонсевского  потребовал выдать амбассадоров мятежника Карла.  Димитрий не выдал шведов, не собирался признавать поляков представителями еще и Швеции, хотя с подачи Кракова в Стокгольм королю Карлу IX ушло такое письмо:

         «Всех соседних государей уведомив о своем воцарении, уведомляю тебя единственно о моем дружестве с законным королем шведским Сигизмундом, требуя, чтобы ты возвратил ему державную власть, похищенную тобой вероломно, вопреки уставу Божественному, естественному и народному праву – или ты вооружишь на себя могущественную Россию. Усовестись и размысли о печальном жребии Бориса Годунова. Так Всевышний казнит корон  похитителей, казнит и тебя».

         В общем Димитрий двурушничал, делая то, что есть дипломатия и политика.

         Дабы пригнуть распрямляющуюся царскую выю, Гонсевский объявил как тайну:

- Наша секретная  служба донесла: в Гдыне торгует приказчик, видевший царя Годунова, бежавшего из России. Опасаясь низвержения, хитрый Борис передал державу сыну Феодору, вместо себя велев схоронить другого человека. Годунов скрытно отплыл из Нарвы в Англию. Приказчик, прежний Кремлевский поставщик, признал бежавшего царя в Копенгагене, где русский корабль пополнял запасы снеди и воды. Скаредный Борис гулял среди лавок, не по-царски торгуясь. Наш приказчик обратился к нему по-русски. Борис переменился в лице. Торопливо назвался купцом и скрылся за спинами верных гридней. Король поручил надежным людям выведать в Лондоне, где остановился беглец. Сигизмунд не терпит неблагодарности: стакнешься со шведами, выставит против тебя чудесно спасенного Бориса.

         Димитрий не поддался, сказав, что в смерти Бориса не сомневается, что готов быть недругом шведа Карла, но прежде желает увериться в искренней дружбе Сигизмунда: отчего тот в верительной грамоте Гонсевского именует царя не царем, но господарем и московским великим князем? Сигизмунд, вопреки ласковым словам, умаляет тем царское достоинство. «Передай королю, - продолжал Димитрий, - пусть в дальнейшем называет меня еще и цезарем и непобедимым!

         Гонсевский, Мнишеки, папский нунций тщетно убеждали Димитрия, что король именует Димитрия великим московским князем не в знак оскорбления, что государи польские всегда так называли московских правителей. На перемену наименования должно иметь особое голосование Сейма. Димитрий оставался непреклонным. Ему в угоду титул обсудили на Сейме. Воевода Познаньский сказал наблюдателю - россиянину:

- Бог не любит гордых. Непобедимому царю вашему не усидеть на троне.

         Паны постановили: королю титула Московита не менять, великий князь, не царь. Димитрию решение Сейма передали.

         Скрепя зубы, Димитрий проглотил обиду. Ревностно взялся готовиться к войне с турецким вассалом – Крымом. В Персию к шаху Аббасу снарядили посольство договориться о поддерживающем  ударе от него на османов. К весне дружины боярских отроков выдвинули в Елец. Отправили тут изрядное число пушек. Димитрий намеревался подтвердить взятый титул непобедимого цезаря.

         Царь выполнял обещания перед тестем. Зимой в Польшу ушли караваны с золотом. 300 000 тысяч злотых получил Мнишек, 50 000 – его сын. Юрий попросил 19 000 подъемных на перевозку Марины и тоже их получил.

         Сандомирский воевода, брат, сын, оба Вишневецких, Стадницкие, Тарлы, Казановские выехали, наконец, двухтысячным караваном. Марину везли в карете между рядами конницы и пехоты. Сей изумруд дорогого стоил. В Минске Юрий попросил  у Димитрия еще 5 000 червонцев в дар невесте и получил. Он написал  царю, что путешествие весьма затруднительно из-за весенней хляби. Пусть ждут его с дочерью  после православной Пасхи.

         Раздраженный жених отвечал:

         «Вижу, что вы едва ли и весною достигнете нашей столицы, где можете не найти меня. Намерен я встретить лето в стане войска моего и буду в поле (крымском походе) до зимы. Бояре, высланные ждать вас на рубеж, истратили в  голодной стране все свои запасы и должны возвратиться к стыду и поношению царского имени».

         Мнишек тут же хотел повернуть назад. Самомнение его было на пределе. Малейший укол вздыбливал его спесь. Сопровождавший поезд невесты посол Афанасий Власьев не мог угомонить чванливых поляков. В каждом местечке поляки пировали, радуясь невероятной широте улыбки фортуны, готовящейся их проглотить. В пьяном заносчивом угаре Мнишек диктовал царю письма, где именовал себя, пятидесятилетнего человека, ветхим старцем, не способным лететь, как требовал нудящий посол.

         Передают: Марина тяжко плакала, когда переехали московский рубеж. На границе ее приветствовали русские царедворцы: Михайло Нагой, дядя царя, и князь Василий Мосальский, который успел оскорбиться польским гонором, сказав:

- Многие знаменитейшие государи европейские мечтали бы выдать дочерей своих за Димитрия, но Димитрий предпочел дочь Юрия, умея любить и быть благодарным.