Позвали за стол в дом Сандомирского воеводы. Марина сидела рядом с королем, названным посаженным отцом. Принимала благословение будущей матери, царицы-инокини Марфы – икону святой Троицы в драгоценном окладе. Невеста взяла икону, да не поцеловала, как требовалось. Далее жених дарил: перо из рубинов, дабы письма ему писать; чашу гиацинтовую для пития; золотой корабль, осыпанный бесценными каменьями, чтобы на Русь плыть; золотого быка, пеликана и павлина; удивительные часы с флейтами и трубами; в мешках три пуда речного жемчуга; шестнадцать сороков редких дымчатых и серебряных соболей; кипы бархатов, парчи, штофов, атласов. Вносимое клали в угол. Запах меха и тканей распространялся по зале, создавая ощущение, что сидели в складе.
Растроганное сердце Власьева не выдержало. Он пал перед Сигизмундом лбом об пол: «Помилуй, владыка, не смею более представлять государя нашего Димитрия Иоанновича!». Власьев плакал, наотрез отказываясь сесть по левую руку от Марины. Чураясь голых, обсыпанных пудрой плеч, мушек на щеке и лбу, арендованных отцом брильянтов на шее, самого ее бабского знойного запаха. Власьева подняли, под локотки держали. Сигизмунд награждал посла милостивой улыбкой. Поднимал цену Марины, именуя ее вольной дворянкой государства вольного, словно сей титул из королевских уст равнялся золоту, серебру, соболям, жемчугу, заполнившему комнату, что тесно стало сидеть, самому престолу российскому. Сигизмунд чаял верности Димитрия в сговоренном браке, уверял в искреннем расположении к жениху, который, без сомнения, не выкажет неблагодарности за услуги, оказанные ему Польским королевством. Провозгласили тост за счастье и процветание России.
Отодвинули столы. Ступая на цыпочка, вошел оркестр. Музыканты одеты в зеленые с белым кафтаны. У всех на головах седые ровные волосья. Тряхнут парики – мука сыпется. Взыграли на невиданных балалайках с тонкими шеями. Водили поперек тростинками. Некоторые балды и в ноги упертые стояли. Звук от тех низкий. Свистели в дудки. Производили шум радостный. Под него – танцевать. Король плясал с сестрой и Мариной. Власьеву предложили с ней. Он устыдился. Не умел польские кадрили выводить. Глядеть на
Музыка оборвалась. Марина сникла к ногам Сигизмунда. Слезно благодарила короля за покровительство, рыдала: в Москву ехать не хотела. Смешенья девичьих чувств Власьев не понял. Он осуждал: ему в ногах поваляться не в грех, посол, а она – царица.
Король ласково приподнял Марину с колен. Она помогала ему, сама вставая.
- Чудесно возвышенная Богом Марина, никогда не забывай, чем ты обязана стране своего рождения и воспитания, где оставляешь любящих ближних, где нашло тебя счастье необыкновенное. Питай в супруге дружество, к нам - благодарность за сделанное для него мною и твоим отцом. Имей страх Божий в сердце, чти родителей и не изменяй польским обычаям. Я стану тебе названным отцом.
Король снял шляпу, перекрестил Марину и велел отцу Юрию сопровождать дочь в Россию. Власьев подметил, что король чересчур часто говорил про счастье Марины, будто завидовал. Второе: на материальные дары жениха поляки отвечали духовным: громкими титулами и зрелищами, кои существуют не долее их показа. Третье: тесть и родня его чуть из штанов не выпрыгивали от успеха. «Ой, не пара Марина ему!» - смекал Власьев про Димитрия.
Власьев еще задержался в Кракове, чтобы присутствовать на бракосочетании короля с австрийской эрцгерцогинею. Вдовец Сигизмунд женился вторично.
Вперед послов в Москву отослали перстень невесты и живописное ее изображение. Власьев выехал в Слоним 8 декабря. Остановился на границе, ожидая поезда невесты. Она не ехала. Марину шокировало поведение Власьева и иже с ним… Если таковы все русские, гадко. Жизнь отчего-то казалась разбитой. Хоть как-то развлекаясь, девушка бесконечно подгоняла московские шубы да нанизывала жемчуг для придуманного колье.
Суд, составленный из представителей разных сословий, разбирал дело Василия Шуйского и его братьев. Купец Конев и несколько торговых людей показали, что заговорщики хотели вооружить против Димитрия народ, свергнуть как польского наемника. Вменялась клевета о скором разорении церквей, насильственном перекрещении народа в римскую веру. Димитрий – Гришка Отрепьев. Ходящие повсюду с царем иностранцы оскверняют Кремль и соборы, и так далее.