Дикое поле

Лет тридцати — тридцати пяти. Узкое, немного вытянутое лицо со впалыми щеками, ухоженная бородка, тонкие темные усики, светлые — гораздо светлее усов — волосы, длинные, падавшие локонами на плечи. Этакий граф де ла Фер. Глаза умные, светло-серые, с прищуром, а на левой щеке — белесый шрам. И взгляд такой… пронизывающий, острый. Кондотьер! Как есть кондотьер — наемник. И сабелька — что надо, не игрушка какая-нибудь: тяжелая, мощная, длинная, с небольшим изгибом, а под кафтаном — Михаил это еще раньше заметил — кольчуга. Два серебряных перстня на пальцах, один — с мертвой головой, почти как у эсэсовцев.

— Ну что ж, Савва Корягович, за знакомство выпьем! — Ратников поднял кружку. — Меня Михаилом зовут, я тут… короче, человек простой, вольный. И завтра, уж позволь — тебя угощу. Ты где остановился-то?

— А что? — сделав пару быстрых глотков, Савва тут же задал встречный вопрос. — Я не похож на местного?

— Не похож, — покачал головой Михаил. — И перстни у тебя, и сабля. А главное — взгляд. Монголы такого взгляда не жалуют.

— А мне плевать, что там они жалуют, а что нет, — еще больше прищурившись, расхохотался Корягин. — И вообще, давай-ка, Мисаиле, на чистоту, а? Что думаешь, я зря тебя выдергивал?

— А что — не зря?

— Простой, говоришь, человек? Угу, угу, как же, — поставив опустевшую кружку на стол, Савва резко ухватил Ратникова за отвороты кафтана и, зло скривив лицо, прошептал: — Ты ведь из ханских веж выехал. Вместе с ростовскими князьками да углицким Васькой!

— Ой! — Михаил вежливо, но твердо оторвал вцепившуюся в отворот руку. — Смотрю, ты тут многих знаешь.

— Многих и много, — сверкнул глазами Савва. — Это они тебя заперли?

Ратников неожиданно улыбнулся:

— Они. Видать, спутали с кем-то. С пьяну-то — оно бывает. Завтра бы, на трезвую голову, разобрались, отпустили.

— Ага, отпустили бы, — собеседник глухо хохотнул. — То-то ты так рад был выбраться! Отпустили… скажешь тоже! Углицкие да ростовские князьки — упыри известные. За «белку» удавятся… А к татарам, вишь, много всякого добра навезли! С кем встречались? Кому дарили! Только не говори, что не знаешь.

— Знаю! — Михаил ухмыльнулся. — О многом могу тебе рассказать, многое поведать… ты ж меня все-таки выручил!

Собеседник с видимым облегчением кивнул:

— Ну вот и славно. Значит, не зря я за князьками от самых веж ехал.

— Я почему-то так и подумал, что ты не вот так запросто на пустыре объявился, — улыбнулся Михаил. — Явился зачем-то к татарам… хочешь дела их знать, помощи просишь… Что ж — помогу, чем смогу. Кто знает, может, и твоя подмога мне еще раз сгодится? Человек ты, я вижу, бывалый.

— Да и ты не лыком шит. У меня глаз наметан.

— Углицкие к Баракчин-хатун подадутся, — понизив голос, произнес Ратников. — Ростовские — пока не знаю. Может, к Берке, может — к Мунке. Но не к Баракчин и не к Сартаку… Сартак с суздальцами связан, точнее — они с ним. Ярослав Всеволодыч… его тут «лысой башкой» прозвали… и сын его старший Александр. Ну, тот, что на Неве-реке свеев разбил.

— На Неве-реке? — удивленно переспросил Савва. — А где это?

— А еще — немцев-рыцарей на Чудском озере.

— Про Чудское озеро слышал, — Корягин спокойно кивнул. — Они ведь потом вроде договорились?

— Да, договорились.

— А суздальцы сейчас здесь?

— Уехали. Но, — Михаил задумчиво посмотрел как бы сквозь собеседника. — Думаю, они обязательно должны были оставить своих людей. Я бы оставил.

— Я бы — тоже, — Савва покусал ус. — Ты их знаешь? Ну этих, суздальских соглядатаев?

— Нет. Но очень хочу знать. А тебя кто больше интересует? Суздальцы, ростовцы? Или — другой кто?

Савва некоторое время молчал, сурово буравя Ратникова глазами, а потом, что-то для себя решив, резко бросил:

— И суздальцы, и ростовцы, и прочие… Но и — кое-кто еще?

— Кто же?

— Некий князь. Его сейчас здесь нет… но он очень скоро появится. Может быть, уже завтра. Будет упрашивать татар дать ему удел. Любой — какой дадут. На любых условиях. И я должен знать, дадут ли? И если дадут — какой? И на каких условиях. Сможешь узнать, сообщить? Не за так, ясно дело… — Корягин потряс мошной.

— Что за монеты? — прислушался к звону молодой человек. — Серебро? Золото?

— Серебряные талеры, гроши. Из немецких земель. Есть и золотые — гульдены.

— Ого! И как все это добро у тебя в пути-то не отобрали?

— Попробовали бы… Впрочем, кое-кто пробовал… — жестко усмехнувшись, Савва поднял глаза к небу… точнее сказать — к поддерживающим крышу стропилам и лицемерно перекрестился:

— Царствие им небесное. Все-таки тоже люди. Были…

— Хорошо, — Ратников тряхнул головой. — Узнаю. Только давай-ка подробнее — что за князь?

— Да так, — презрительно отмахнулся Савва. — От князя у него только титул остался. Удела нет. Некий Михаил Всеволодыч Черниговский — слыхал?

— Что-то такое слышал.

— Сынок его, Ростислав, воевал не так давно с Даниилом, князем Галицким. Воевал неудачно — бежал к мадьярам, в Пешт, к королю Беле. И вот бежал — удачно, ныне у короля Белы в зятьях.

— Так-так, — понятливо покивал Михаил. — А папашка? Ну, этот, Михаил Всеволодыч?