— Я никем себя не считаю, — ответила я, не осознавая этого, пока слова не вырвались из моего рта.
— Не уверен, что согласен с твоим доводом, — произнес папа. — Но нет никакого прецедента, который помог бы в этой ситуации. Ты первый ребенок.
Теперь его голос стал более холодным, контролируемым так, как это может делать только Мастер с опытом. Он стоял в стороне от нас, а мама с беспокойством смотрела на нас, стараясь не принимать ничью сторону.
— Я не чувствовала себя чужой, — снова сказала я. Это единственное, что я могла сказать. — И конкретно в этой ситуации это удобно.
Папа кивнул.
— Скажешь им, что мы закончили, ладно? И готовы обсудить все остальное.
Я кивнула, зная, что меня отстранили. И с холодным комом в животе оставила родителей одних.
* * *
— Она права, — сказал мой отец, когда остальные вернулись в комнату. Тео пришел с кофе и предложил стаканчик мне. Но мой аппетит — даже к кофеину — пропал. Коннор осторожно наблюдал за мной, словно пытаясь определить, как прошел разговор. Я не смотрела ему в глаза; я не была готова погрузиться в эти чувства.
— Она не была Посвящена в Дом и не проходила Коммендацию, а
— Это формальность, — ответил Юен.
— Нет, — возразил папа, — это договор. Если вы хотите обеспечить соблюдение сделки, где так тщательно были обговорены условия, тогда вы должны придерживаться этих условий.
Мне показалось, что в глазах Юена я увидела признательность.
— Это не ты Юен, — продолжил мой отец, теперь его голос звучал мягче. — Я уверен, что Дирборн зол, но ты ведь соображаешь, что к чему.
— У вас выпивки не найдется? — спустя мгновение спросил Юен, и мой папа улыбнулся.
— Все так плохо, да?
— Дирборн в бешенстве, — ответил Тео, когда папа подошел к бару, налил в стакан порцию чистого виски, а потом протянул его Юену. Юен сделал глоток и приподнял брови.
— Весьма хорош.
— Очень старый, — ответил папа. — И он делает свое дело.
Юен кивнул.
— Дирборн в ярости. Он убедил мэра в том, что мирные переговоры были его идеей, а не вашей, — сказал он, глядя на моих родителей. — Его заботит не их эффективность в уменьшении насилия, а политическая награда за проведение пользующегося спросом мероприятия в Чикаго.
— Он игрок, — сказал Габриэль. — Или воображает себя им.
— Да. Звонок Руадана сначала был направлен ему, и его…
— По мановению волшебной палочки? — спросил Габриэль с глупой улыбкой.
— Что-то вроде того. Я подозреваю, что он хочет держать Райли под замком, в буквальном и переносном смысле, чтобы он мог заверить мэра и остальных делегатов, что смерть Томаса была досадным поступком одинокого волка — простите за каламбур — который не повлияет на ход переговоров.
Юен посмотрел на Габриэля.
— Он будет использовать Райли как козла отпущения, если сможет. Даже если это означает потопить всех вас.
— Жду — не дождусь Аляски, — пробормотал Габриэль, но ярость в его глазах опровергала его небрежный тон.
Я как-то выкинула их поездку из головы, и теперь, вспомнив о ней, расстроилась. Не только потому, что Коннор помог нам прошлой ночью, а потому, что мы, кажется, начали общаться как взрослые люди, оставляя в стороне нашу историю. Мы начали становиться друзьями или чем-то вроде того.
— У меня связаны руки, — произнес Юен, — как и у Дома Кадогана. — Он перевел взгляд на меня. — Но, возможно, у Элизы есть небольшая свобода действий. Если ты хочешь гарантировать освобождение Райли, тебе понадобятся доказательства — убедительные доказательства — что он к этому не причастен.
Я слегка улыбнулась.
— Тогда давайте займемся делом.
* * *
Мы отправили видеоматериалы с приема Келли и попросили ее проверить снимок фейри на записях камер наблюдения с вечеринки Кадогана.
Пока шла проверка, мы снова обсудили посещение замка, чтобы понять, не упустили ли что-нибудь. Мы не обнаружили ничего нового, но я задумалась о результате нашего визита.
Я посмотрела на Юена.
— Ты сказали, вам звонил Руадан? Почему не Клаудия?
Он моргнул.