Дикая любовь

— Я, конечно, точно сказать не могу, — понизила голос заведующая. — Оба ведь долго сидели — и до войны, и всю войну, и до самой амнистии… И говорят, что это один другого в НКВД сдал как американского шпиона — то ли Антонов Анциферова, то ли наоборот, а другой его по тому же делу за собой потянул. И вот представьте, сидели в одном лагере и в одной бригаде работали — фамилии-то по алфавиту рядом… И до того они друг дружку не любили, что, когда Антонов к нам поступил и узнал, что Анциферов здесь — так просто уйти хотел. Но, сами понимаете, выбирать-то не приходится… Так и жили в одной комнате и, не поверите, за двадцать лет друг другу слова не сказали! Больные оба, легкие на Севере отморозили — я думала, года не протянут. А они, честное слово, будто на этой нелюбви и держались двадцать лет. Будто пережить один другого хотели… А в марте Анциферов загрипповал — сами помните, какой грипп-то ходил — и за три дня сгорел… И вот к чему я это все говорю, к чему начала: как Анциферов умер, так Антонову будто и жить стало незачем. В тот же день лег и уже не вставал. Так и похоронили рядом…

— А что-нибудь осталось? Фотографии?

— Да нет, — пожала плечами заведующая. — Родных-то нет. А нам хранить ни к чему… Вот только, — встрепенулась она, — когда вещи разбирали — да какие там вещи! — у обоих одинаковую фотографию нашли. Артистка, что ли, тогдашняя, вроде Веры Холодной? Я помню, удивилась, оставила, все спросить у кого-нибудь хотела… — она пошарила в ящиках стола, в шкафу и достала, наконец, две пожелтевшие фотографии юной барышни в шляпке с вуалью, протянула одну Максиму, другую — Сью.

Сью осторожно стерла пыль с лица семнадцатилетней Пра.

— Может, вы знаете? — спросила заведующая. — А то мы тут с завхозом поспорили даже.

— Нет, — ответил Максим. — Наверное, артистка…

Когда Сью вышла из кабинета, тетка придержала в дверях Максима за локоть и негромко сказала, пряча глаза:

— Вы не сомневайтесь, мы документы-то оформим, все что положено… Вы же знаете, какие нам деньги собес дает — на еду старикам не хватает, на белье постельное. И гуманитарка не доходит, всю воруют… А тут две пенсии… Я же не себе в карман…

На голом, сиром кладбище без венков и оград они нашли две соседние могилы. Сью, сдерживая слезы, достала фотоаппарат, отошла подальше, чтобы в кадре уместились оба покосившихся креста, речушка за кладбищем в низине и церковь за рекой.

— Я не понимаю, — сказала она. — Они любили одну женщину, и оба ее потеряли. Они должны были любить друг друга в память о ней, а они всю жизнь ненавидели… Я думаю, отец Пра сделал умно, когда увез ее отсюда. Здесь страшно любить. Еще страшнее, когда тебя любят…

Около Галиного дома Сью отдала ему шлем. Максим, как обычно, потянулся поцеловать ее в щеку на прощание, но Сью покачала головой и указала на окна: — Не надо, Галя увидит… Бай! — она помахала от двери и ушла в подъезд.

Максим поправил провода на свечах. Уже включив скорость, хлопнул себя по куртке и вытащил из-за пазухи сумочку Сью…

В подъезде какой-то пацан с интересом разглядывал плакат об экономии электроэнергии.

Лифт тотчас открылся перед Максимом. Он удивленно глянул на табло — второй лифт тоже стоял на первом этаже. Максим поднялся на несколько ступенек по лестнице, крикнул наверх: — Сью!

Тишина.

Он сбежал вниз, тревожно оглядываясь. Толкнул стеклянную дверь в жилой коридор первого этажа — заперто. Шагнул было к обитой жестью двери подвала, и тут пацан неожиданно бросился на него сзади. Максим ударил его локтем. Распахнул дверь, тут же услышал в глубине подвала голоса и побежал, пригибаясь под нависающими сырыми трубами.

В тупичке, тускло освещенном зарешеченной лампой, извивалась на грязном бетонном полу Сью, над ней суетились, толкаясь, мешая друг другу, черные тени. С нее уже стащили джинсы, свитер вместе с лифчиком задран был на голову. Двое раздвигали ноги, прижимая колени к плечам, третий зажимал рот.

Максим с разбега ударил ближнего ногой под ребра. Другой вскочил, щелкнул выкидным ножом. Максим выбил нож, но сзади подоспел пацан из подъезда, и началась молчаливая драка в темноте. Максим упал, тотчас вскочил, прижимаясь спиной к стене.

— Стоять! — рослый парень выхватил наган и медленно двинулся на Максима, прикрывая лицо локтем. — Не дергайся!

Максим медленно отступал в глубь подвала. Один из парней бросился было на него, но тот, что с наганом, перехватил его и отшвырнул назад: — Тихо! Отвал! — держа на стволе Максима, он пропустил своих за спиной к выходу и последним исчез за дверью.

Максим, сбитый с толку их поспешным бегством, настороженно оглядываясь на дверь, побежал к Сью. Она уже сама шла навстречу в разорванной по швам, перепачканной бетонной пылью одежде, бессильно опираясь рукой о стену.

— Я боюсь! Уведи меня отсюда! — захлебываясь слезами, она вцепилась в Максима.

— Все… Все, успокойся… — Максим обнял ее и торопливо повел к выходу. Нажал было кнопку лифта, но Сью отчаянно замотала головой:

— Я не пойду к Гале! Уведи меня отсюда!

Губан догнал своих в конце двора.