Дика

Два раза разведчики натыкались на вражеские блиндажи. Их спасло то, что часовые прятались от ливня в укрытиях. Казалось, природа тоже мстила оккупантам: заставила их покрыть орудия брезентом, не пускала в небо фашистские самолеты; даже прожекторы не бросали свои синие столбы света — они были бессильны пробить дождевую завесу и плотные заграждения черных туч.

Часа через два остановились. Иван Петруненко должен был расстаться с товарищами. Договорились, что встретятся на следующие сутки после полуночи в этом же лесу. Ориентиром назначили высоченную ель со странно разделившимся стволом, напоминавшим рогатку. У подножия ели спрятали солдатские телогрейки и автоматы.

Попрощались. У Илиты подкатил к горлу комок, когда она пожала руку Петруненко. Ей подумалось, что они расстаются навсегда. Она с трудом подавила в себе желание сказать: «Прощай, Ваня!»

Он исчез в чаще леса. Илита долго смотрела ему вслед, смотрела до тех пор, пока Ибрагим не потянул ее за локоть.

Целый день Илита и Ибрагим ходили по селениям и хуторам, расположенным за рекой Черной. Их дважды окликали местные жители, и в обоях случаях Ибрагим отвечал по-татарски; жестикулировал, показывал пальцем на Илиту — вот, мол, сестра больна, дома есть нечего, идем к богатому родственнику.

Сравнительно легко им удалось разведать район Нижнего Чоргуна. Тут они засекли крупное скопление вражеских войск. По количеству укрытых брезентом бунтов снарядов, патронных ящиков и строений, занятых немцами, можно было судить и о численности находящихся здесь частей. Они ничего не записывали, только прикидывали в уме ориентиры, по которым впоследствии должны были ударить наша артиллерия и бомбардировщики.

На условленное место под ель, похожую на рогатку, Илита и Ибрагим вернулись раньше назначенного времени. Ивана Петруненко еще не было.

— Придет, — тихо сказал Ибрагим, словно подслушав грустные мысли Илиты.

Отдохнули. Потом Ибрагимов предложил до появления Петруненко провести беглую разведку в окрестностях селения Черкез-Кермен. Дело в том, что сведения о наличии в этом селении немцев были очень противоречивы. По одним данным, сообщенным партизанами, в Черкез-Кермене разместился чуть ли не полк вражеских солдат, по другим — кроме нескольких полицаев здесь не было никого. Если разведчики все уточнят, Бритый Барс только похвалит их.

На счастье, как и в прошлую ночь, пошел дождь.

Позади остался лес. Потом — широкая лощина. Когда-то в лощине протекал ручей. Теперь, по-видимому, он изменил направление. Но глубокое, словно срезанное бритвой русло не заросло, не выровнялось; Илита и Ибрагим шли по нему, словно по траншее.

Ровно в полночь они были у южной окраины селения. Сначала разглядели сарай. За сараем — высокие штабеля бревен и поленницы дров. Кто из хозяев будет сейчас так аккуратно складывать все это? Похоже, немецкие это бревна и дрова — то ли для дотов они их приготовили, то ли для большой кухни, может быть даже полковой.

Осторожно пробрались в сарай, отдышались. Сели рядом, касаясь друг друга плечами.

— Ай, курить охота — мо́чи нет! — прошептал Ибрагим.

Илита не ответила: знала, что Ибрагим сказал это ради словца. Он — опытный разведчик и не пойдет на то, чтобы выдать себя.

— Пошли, Ибрагим, — позвала она товарища. В сарае было холодно. Промокшая насквозь одежда неприятно липла к телу, Илиту знобило. — Пойдем. Надо двигаться, а то замерзнем. — Она вспомнила, как боролась с холодом той страшной ночью, когда «мессеры» сбили «Ласточку» и пришлось целый час коченеть в воде. Ощущение смертельного озноба, испытанного однажды, до сих пор было самым тяжелым воспоминанием для Илиты.

За штабелями бревен и поленницами дров, однако, не было ни кухни, ни каких-либо других строений. Пришлось пройти метров сто, пока в туманной мути не зачернели какие-то большие плотные пятна — то ли стога прошлогоднего сена, то ли дома Черкез-Кермена. Нигде ни пятнышка света, ни человеческого голоса, ни лая собаки.

— Странно… — Илита наклонилась к самому уху Ибрагима. — Если перед нами дома, то куда девались люди?

Ибрагим пожал плечами.

— Я в этом селении уже давно не был, — зашептал он. — Всякое могло случиться. Или жители переселились, или…

Он не закончил фразы, но Илита и без этого поняла, что́ могло случиться с мирными людьми, если они чем-то не угодили оккупантам. Расстрелять или повесить все население — это для фашистов было самым обычным делом.

— Что ж, придется проверить, — сказал Ибрагим.

Он пригнулся и двинулся вперед, быстро и бесшумно, будто кошка. Илита пошла за ним.

Темные пятна постепенно «проявлялись». Теперь уже можно было разглядеть дома. Добравшись до крайнего дома, Илита и Ибрагим долго стояли, прислушиваясь к царившей вокруг тишине.

Дождь начал стихать и вскоре совсем перестал. Ветер прогонял с неба медлительные тучи. Стало светлее.

— Может, заглянем в один из домов? — спросила Илита у Ибрагима. — Хорошо бы найти кого-нибудь из местных — глядишь, и данные бы собрали…