Дика

— А я — живу! — отозвалась Илита. — И верю, что надежда сильнее смерти. Всякое случается на свете. Вы знаете, дядюшка Дзабо, бывало, что и похоронку домой пришлют, и в газетах напечатают о гибели человека, а он возьмет и вернется. Вспомните Дахци́ Кубати́ева… И вот вернется вдруг Харитон и увидит, что я с другим. Что скажет он мне? Он скажет: «Изменница». И у меня не будет ответа — ни словечка не будет для него. Стыд сожжет мою душу, испепелит сердце… Дядюшка Дзабо, не нужен мне никто, кроме Харитона. Нет его — я буду одна. Не водите ко мне женихов, прошу вас! А то ведь и я умею сердиться…

— Это мне известно, — вздохнув, произнес старик. Он кивнул Саламову, приглашая его за собой.

Сват покидал территорию детского сада с поникшей головой. А на жениха смотреть было жалко — он словно бы даже похудел за этот час.

ПИСЬМА

Илита проводила гостей до калитки. Затем вернулась обратно, поднялась на крыльцо дома, вытерла слезы, неожиданно набежавшие на глаза, и устало опустилась на стул.

Отсюда хорошо был виден весь дворик и сад, где так беззаботно и весело играли ребятишки. Приглядывая за ними, по дорожкам сада ходила старенькая Бабу́ца, нянечка, следила за озорниками, утешала обиженных, поднимала тех, кто падал в песок или на траву.

Илита взглянула на часы: через двадцать минут обед. Надо было сходить на кухню, заглянуть в столовую, поглядеть, все ли в порядке. Но неожиданный визит Дзабо и Саламова утомил ее, всколыхнул в памяти многие горькие и радостные события. Она сидела, устало положив на колени тонкие, но сильные руки, сидела и думала, вспоминала…

В прошлом году из Куйбышевской области пришло заказное письмо, в котором ее просили сообщить, есть ли в городе Орджоникидзе специальный дом для слепых. Как депутат, она часто получала письма, содержавшие самые различные просьбы. Но это письмо сразу взволновало Илиту. Человек, обращавшийся к ней, сообщил только свой обратный адрес — ни фамилии, ни имени в письме не было. Это и поразило ее. Кто он, этот незнакомец? Откуда ему известно ее имя, отчество и фамилия? Почему он не назвал себя?

Ей пришла тогда в голову радостная и одновременно пугающая догадка: а вдруг это Харитон? Вдруг это он, раненный или контуженный в бою, слепой, теперь живет где-то вдалеке от Осетии, не желая навязываться никому? Разве не бывало так? Бывало, тысячи раз бывало!

Она не спала тогда несколько суток, твердила про себя: жив, жив! Жив и нашелся, написал ей! Пусть слепой! Пусть без руки или без ноги — все равно! Она будет любить его и таким, будет любить так же, как любила всегда, а может быть, и больше! Она поедет и найдет его! Он не станет жить в доме для слепых, ни за что! Разве нет у нее своего дома, разве нет рук, чтобы прокормить любимого человека?

Она взяла отпуск и поехала в Куйбышевскую область, в село, названное в письме… Увы, это был не Харитон, а престарелый осетин, заброшенный сюда в годы войны и желавший вернуться перед смертью на родную землю. Илита сделала для него все, что могла…

Но, как ни странно, после этой, в сущности, напрасной поездки надежда найти Харитона еще больше утвердилась в сердце Илиты. Нет, она ждет не напрасно! Найдется ее Харитон, обязательно найдется! Это будет чудо, но разве нет чудес на свете? Теперь Илита с трепетом ждала прихода почты, надеясь и веря, что когда-нибудь розовощекая Маша, почтальон, принесет ей драгоценный листик бумаги, исписанный знакомым до боли почерком…

Громкий детский смех вывел Илиту из задумчивости. Она охватила одним взглядом — внимательным и любовным — весь сад, всех ребятишек. Цветы жизни!.. Как хорошо назвал детей Горький! Малыши играют, малыши резвятся, их разноцветные трусики и рубашонки вспыхивают пятнами мозаики в зеленой тени деревьев. Лепестки отцветающих яблонь падают на головы детей, путаются в косичках девочек, ложатся на плечи… Страшно представить себе, что было бы с ними, если б вновь разразилась война. Война… Лучше бы и не слышать этого слова ее питомцам!

Илита вспомнила фотографию в одной из газет: обожженные напалмом детские лица и ручонки, искаженные предсмертной болью глаза вьетнамцев… Когда же это кончится? Что сделать для того, чтобы визгливый и страшный голос войны утих, сгинул?..

Снова звякнула щеколда калитки. Илита настороженно оглянулась: неужели дядюшка Дзабо вернулся?

Во двор детского сада вошла розовощекая, пышущая здоровьем Маша, Она шагала, еще издали улыбаясь Илите. На боку у нее была большая сумка, набитая газетами и письмами.

— Совсем замучили меня твои писатели, Илита! — «Писателями» она называла тех, кто пишет письма. — Ты одна, наверное, получаешь больше писем, чем вся наша Камбелеевка.

Илита улыбнулась.

— А тебе-то что завидовать? — Илита положила руку на плечо почтальона. — Насколько мне известно, тебе нужно всего одно письмо… из Мурманска.

Вся Камбелеевка знала, что жених у Маши служит во флоте, он моряк, и Маша с нетерпением ждет его возвращения.