Орландо повернулся к немей, демонстративно утирая невидимые слезы. Его публичная иконка могла подчеркивать или скрывать присущее хозяину чувство воплощения, но работать на двух уровнях одновременно он так и не научился. Сейчас, когда ярость его пошла на убыль, иконка стала такой хрупкой, что казалось, будто Орландо рухнет от малейшего дуновения ветра. Или от еще одного горького разочарования.
— Все это время мы на него и смотрели, — вежливо сказала Ятима.
— Нейтроны?
— Да.
— Нейтроны — это нейтроны. И что тут искать? Зачем ради этого лететь восемьдесят два световых года?
— Нейтроны — это червоточины, — Ятима подняла обе руки, и между ними засветилась стандартная диаграмма Кожух, один конец расщеплялся на три. — И, если погибшая клоноБланка не ошиблась, у Алхимиков было более чем достаточно степеней свободы, чтобы все нейтроны Стрижа обрели уникальность.
ВЛОЖЕНИЕ
Ятима собиралась встретиться с Орландо в окружении Лилипутской Базы — под двадцатиметровым куполом, битком набитым научной аппаратурой и спешно развернутым на экваториальном плато, вдалеке от низин умеренного пояса, где возникали оазисы. Купол и все в нем соорудили тут же на месте нанофабрикаторы, но исходное сырье
Пришлось выждать два дня, чтобы выпало свободное окошко. Ятима проникла в рабочую виртуальность как раз в тот миг, когда использованная в предыдущем эксперименте аппаратура, разработанная для поисков следовых количеств кислорода-16 в старых минералах, распадалась на составляющие элементы и улетучивалась в резервуары. В масштабе один сантиметр на дельту метровой высоты помещение выглядело просторнее некуда, но в действительности там было не повернуться. Ятима разыскала в библиотеке полиса проекты анализатора фазового сдвига нейтронов за авторством не кого-нибудь, а Майкла Синклера, ученика самой Ренаты Кожух! Когда предложенные Бланкой расширения теории Кожух достигли Земли, большая часть физического сообщества не задумываясь заклеймила новую модель как метафизическую бессмыслицу, а Синклер, внимательно изучив ее, составил набросок эксперимента, который бы в случае успешной реализации объяснил бы наконец парадоксы длины проходимых червоточин Горнила.
Появился Орландо. Программный движок виртуальности не знал, что поделать с его дыханием. Лилипутский купол выдерживался под высоким вакуумом, и сперва материализовалось облачко кристаллов льда, взлетев и опав на его пути (это расширился и остыл выдохнутый воздух), но в следующий миг какая-то подсистема сочла это загрязнение окружения недопустимым и решительно принялась вычищать всякие следы кристалликов, как только новые облачка вылетали из его рта.
Сформировав опорную сеть конструкций, нанофабрикаторы перешли к анализатору. Они сновали туда-сюда, перетаскивая из резервуаров барий, медь и иттербий [94], чтобы затем внедрить их в тонкие серые катушки сверхпроводящих магнитов, предназначенные для разделения нейтронного пучка. В данном случае такой терминологией пользовались скорее по привычке, поскольку весь пучок-то состоял из единственного нейтрона. Орландо с сомнением оглядел поток наномашин.
— Ты и вправду полагаешь, что Алхимики положили в основу своей задумки такой тонкий эксперимент?
— А что в нем особенного? — пожала плечами Ятима. — Спектральный сдвиг между дейтерием и водородом составляет несколько десятитысячных, но мы же не представляем себе, чтобы его хоть кто-то не заметил.
Орландо сухо возразил: