— Я не думаю, что они от нас прячутся, — повернулась онона к Орландо. — В конце концов, весь атмосферный спектр так и кричит о присутствии цивилизации. Мы-то заметили его, лишь подобравшись достаточно близко, но при некотором технологически тривиальном масштабировании такие наблюдения можно провести и за тысячи световых лет.
Орландо не ответил. Он смотрел в лужу и зачарованно следил за копошением розовых червяков, поедающих сброшенную остальными кожу. Ятима понимала, чем он рисковал, отправляясь в погоню за Алхимиками. Когда окончится Диаспора, когда разлетевшиеся по Вселенной клоны воссоединятся, жизнь на Земле, надо полагать, восстановится тоже. Но он не мог быть уверен, что возвращение в плотскую форму безопасно: ведь тайна Ящерицы по-прежнему нависала над человечеством. Принятая прежде Коалицией теория давала неверные прогнозы судьбы
— Hy хорошо, — Орландо поднял взгляд. — Может быть, спектр — это нечто вроде сигнального маяка. В этом все дело. Несомненно, у них имелась тысяча способов сохранить атмосферу планеты, но этот — единственный, хорошо заметный издалека.
— Хочешь сказать, они пытались привлечь внимание? Но зачем?
— Чтобы сюда кто-нибудь явился.
— Тогда почему они так необщительны? Или затаились в засаде?
— Забавная мысль.
Орландо встретился с немей глазами.
— Но ты права. Они не прячутся от нас, это было бы нелепо. Они ушли. И что-то здесь оставили. А мы должны это что-то увидеть.
Ятима указала на оазис. Орландо покатился со смеху.
— Ты это серьезно? Думаешь, они построили искусственный прудик и пригласили всю Галактику на него поглазеть?
— Hy да, видок не ахти, — призналась Ятима. — Но даже в дейтерированной и утяжеленной по кислороду среде он понемногу высыхает. Шесть миллиардов лет назад зрелище могло быть величественным.
Орландо не стал настаивать.
— Может быть, мы ошиблись насчет биосферы. Возможно, до ухода Алхимиков жизни на планете не существовало, а развилась она уже позднее. Что, если постоянно присутствующая вода в атмосфере — не что иное, как побочный эффект процедуры, превратившей Стрижа в бакен, хорошо заметный на космических волнах любому существу с мало-мальски приличным спектроскопом и проблесками интеллекта?
— И мы попросту недостаточно внимательно искали оставленную нам весточку? Приманка довольно заметна, так что и конечная цель должна быть легко обнаружима. Либо она рассыпалась в прах, либо мы сейчас смотрим на то, что от нее осталось.
Орландо помолчал и горько отозвался:
— Тогда и маяк бы уже рассыпался в пыль.
Ятима возразила, кратко пробежавшись по техническим аспектам проблемы выбора долгоживущих тяжелых изотопов.
— Они наверняка посещали другие миры и оставили там какие-то более устойчивые артефакты. Быть может, следующему клону К-Ц повезет.
Спохватившись, онона замолчала и отвлеклась. На краю сознания укрывалась иная возможность: онона помедлила несколько тау, но та не прорвалась к центру восприятия. Не убирая своей иконки из окружения на Стриже — и возобновляя монотонный линейный ввод, как только Орландо приходила очередная умная мысль, — онона сместила фокальную точку гештальта на карту собственного разума.
Окружение продемонстрировало огромную трехмерную сеть нейронных путей и переплетений — не объектов, а символов, не тех низкоуровневых связок, что отвечают за обработку индивидуальных пакетов данных. Каждый символ светился с яркостью, пропорциональной нагрузке, поставляемой другими, доминировавшими в сети: сознательными установками и заботами. Простые линейные каскады быстро утомлялись, ингибировались, а состояние сознания захватывали примитивные петли обратной связи — горячо/холодно, влажно/сухо и тому подобная банальщина. Но онона все время испытывала новые комбинации, и если они резонировали в такт с егоё текущей мыслеактивностью, сочетания усиливались и даже выходили на уровень сознания. Мысль чем-то походила на биохимию. Миллионы неустанных слепых столкновений, а существующий шаблон тем не менее направляет процессы по когерентному пути, в конце которого образуется продукт с нужными свойствами.