Он стоял на длинной, металлической по виду балке у края огромной геодезической сферы, висящей над космическим пространством. Взглянул вверх и увидел полную звезд ленту Млечного Пути, идущую вокруг него от зенита до надира; он различал отсвет каждого газового облака, мог выделить каждую линию поглощения и излучения, почти ощущал рассекающую плоскость симметрии галактического диска. Некоторые созвездия странно исказились, но общая картина была скорее знакомой, чем чужой. Паоло распознал по цвету большинство старых опорных точек. Теперь он знал свое местоположение. В пяти градусах к югу (в пересчете на дряхлую земную систему координат) от некогда величественного, а теперь прискорбно потускневшего Сириуса, слабо, но отчетливо светило Солнце.
Елена стояла рядом; внешне она совсем не изменилась, хотя оба стряхнули с себя биологические путы. И Паоло, и она казались реальными макрообъектами, свободно падающими в вакууме, не будучи притом моделями, построенными химическим путем — и тем более из плоти и крови. Они имели человеческий облик, но без тонкой микроструктуры, причем их разум вообще не был связан ни с чем телесным, а напрямую работал от сети процессоров.
Паоло радовался возвращению к норме. Церемониальный переход к древнему облику был освященной веками традицией, на время появлялось чувство самоутверждения, однако каждый раз, выходя из плотского состояния, он ощущал себя так, словно освободился от кандалов, выкованных миллион лет назад. На Земле были полисы, в которых его теперешняя структура считалась бы почти такой же архаичной, но баланс, достигаемый в ней, Паоло полагал верным. Ему нравилось чувство Воплощения, исходившее от тактильных поверхностей и проприоцептивных цепей обратной связи, но только фанатик стал бы цепляться за симулированные килограммы потрохов, исследуя любое пространство искаженными и неточными органами чувств, подвергая свой разум бесчисленным опасностям примитивной предко-вой нейробиологии.
Вокруг собирались друзья, без малейших усилий проделывая акробатические трюки в невесомости; здоровались с Паоло и сетовали, что он не выходил из гибернации до последней минуты. Подлетел Херманн — причудливая гроздь руконог и сенсорных органов.
— Нравится тебе новое место встречи? — спросил он по инфракрасному каналу вакуумной связи, паря над плечом Паоло. — Мы его назвали «спутником Пинатубо». Согласен, здесь довольно пустынное местечко, но не хотелось изображать спуск на Орфей — это вызвало бы подозрения.
Паоло ментальным взором посмотрел на картинку, показанную зондом-разведчиком: типичнейший кусок твердой почвы, выветренный красный камень. Проговорил:
— Внизу совсем неприютно, мне кажется. — Хотелось прикоснуться к грунту, чтобы тактильное ощущение сопровождало зрительное. Однако он воздержался, потому что этикет запрещал перемещаться куда-то во время разговора.
— Не слушай Херманна, — вмешалась Лайсл. — Он хочет затопить Орфей нашей чужеродной машинерией, не думая, к каким последствиям это приведет.
Лайсл явилась в обличье бирюзовой бабочки со стилизованными золотыми изображениями человеческого лица на каждом крыле.
Паоло был удивлен — из слов Елены он заключил, что друзья пришли к согласию насчет запуска микрозондов, и только он, все проспавший, может поднять эту тему.
— О каких последствиях речь? Ковры…
— Забудь о коврах! Даже если они так просты, как кажется, мы не знаем, что там есть кроме них. — Крылья Лайсл вибрировали, и блестящие человеческие лица на крыльях, казалось, одобрительно поглядывали друг на друга. — На нейтринных изображениях мы едва достигаем разрешающей способности в метрах и отсчета времени в секундах. И ничего не знаем о малых формах жизни.
— И не узнаем, если тебя послушаемся, — объявил Карпал, бывший глейснерианец, как всегда, имевший облик человека. Когда Паоло бодрствовал в прошлый раз, Карпал был возлюбленным Лайсл.
— Но мы здесь пробыли только малую часть орфеанского года! Остается еще масса информации, которую можно собрать без вторжения! На берега могут быть выброшены редкие формы океанской жизни.
Елена сухо возразила:
— Точно, редкие… На Орфее ничтожные приливы, низкие волны и очень мало штормов. На берегу все поджарит ультрафиолет, прежде чем мы увидим что-то более полезное, чем в воде.
— Вовсе не обязательно. Ковры кажутся уязвимыми, но другие виды могут быть защищены много лучше, если они обитают у поверхности. Кроме того, Орфей сейсмически активен; по крайней мере, надо обождать, чтобы цунами выплеснуло несколько кубических километров воды на берег, и посмотреть, что тогда объявится.
Паоло улыбнулся — о цунами он не подумал. Может быть, стоит и подождать.
— Что мы потеряем, обождав несколько сотен местных лет? — стояла на своем Лайсл. — И уж самое малое, соберем базисные данные о сезонных изменениях климата, сумеем пронаблюдать аномалии, бури и землетрясения — вдруг обнаружится что-то замечательное…