Диаспора

Достаточный срок для появления примитивной жизни.

Чья-то рука схватила его за лодыжку, погрузила в воду. Он не сопротивлялся и позволил картине планеты уйти в сторону. Только два человека в К-Ц имели свободный доступ к личной виртуальности Паоло, но его отец не станет шутить с сыном, которому исполнилось двенадцать столетий.

Елена дотащила его до дна, отпустила лодыжку и повисла над ним — темный силуэт на фоне сверкающей водяной поверхности. Она была в плотском обличье, но явно жульничала: говорила совершенно отчетливо и не пускала пузырей.

— Соня! Я ждала тебя пять мегатау!

Паоло притворился равнодушным, хотя уже начал задыхаться. Он велел экзоличности преобразовать тело в двоякодышащий вариант человека — биологически и исторически достоверный, хотя у него не было предков, способных принять такую форму. Вода хлынула в его модифицированные легкие, и модифицированный мозг принял это с готовностью.

— Зачем мне без пользы маяться в сознании и ждать, пока зонды закончат осмотр? — спросил он. — Я проснулся, когда появилась полная информация.

Елена забарабанила кулаками по его груди; он потянул ее вниз, инстинктивно снизив свою плавучесть, и они, целуясь, покатились по дну бассейна. Она проговорила:

— Ты знаешь, что мы прибыли первыми из всех К-Ц? Летевшие на Фомальгаут погибли. Так что сейчас живет еще только одна пара нас с тобой. Там, на Земле.

— Вот как? — спросил он и вспомнил: Елена решила не просыпаться, если любая из других ее версий обретет жизнь. Какая бы судьба не ждала оставшиеся корабли, другим версиям Паоло придется жить без Елены. Он грустно кивнул и еще раз поцеловал ее.

— Так что я хотел сказать? Что теперь ты в тысячу раз для меня драгоценней?

— Да.

— Эй, а как насчет тебя-меня на Земле? В пятьсот раз; так будет точнее.

— Пятьсот? Это непоэтично.

— Не сдавайся так легко. Перекоммутируй свои языковые центры.

Елена провела ладонями от его груди до бедер. Они творили любовь своими — почти — традиционными телами и мозгами; Паоло изумился, когда лимбическая система вышла почти в запредельный режим, но вспомнил, что надо отключить сознание и капитулировать перед этим странным ощущением. Это не было похоже на цивилизованную любовь: скорость обмена информацией между ними с самого начала была ничтожной — но чувствовалась в ней примитивная основательность большинства предковых видов наслаждения.

Потом они всплыли на поверхность, лежали на воде под сияющим бессолнечным небом. Паоло думал:

Я мгновенно пролетел двадцать семь световых лет. Обращаюсь вокруг первой планеты, на которой оказалась иная жизнь. И ничем не пожертвовал — не оставил позади ничего по-настоящему ценного. Это слишком хорошо… слишком хорошо.

Уколола жалость к другим его личностям — было трудно представить их жизнь без Елены, без Орфея, но с этим пока ничего нельзя было поделать. Хотя до прибытия других кораблей оставалось время, чтобы посоветоваться с Землей, он уже решил — в основном ради клонирования, — что по велению сердца нельзя изменять ход своего многообразного будущего. Что бы ни думало его земное «я», оба они не могут изменить условия пробуждения. Больше нет личности, имеющего право принимать решения за тысячу других «я».

Не страшно, подумал Паоло. Они еще отыщут — или соорудят — свои причины для счастья[77]. И не исключено, что один из них еще услышит четыре удара колокола…

Елена сказала:

— Если бы ты спал еще дольше, пропустил бы голосование.

Голосование? Разведчики на низкой орбите уже собрали всю информацию, какую могли, о биологии Орфея. Чтобы двигаться дальше, необходимо послать в океан микрозонды — эскалация контакта потребует участия двух третей полиса. Нет причин думать. что несколько миллионов крошечных роботов могут причинить хоть какой-то вред: все вместе они оставят в воде лишь несколько килоджоулей тепловой энергии.

Однако начались разногласия, и это мнение надо отстаивать.

Граждане Картер-Циммермана говорят, что готовы продолжать наблюдение еще десять лет — или тысячу, — обдумывать результаты и гипотезы, прежде чем начать вторжение… а тот, кто не согласен, может проспать все это время или найти себе другое занятие.