Нейронные сети в его зрительной коре, снабженные пространственной разметкой, предоставляли непосредственное перцептуальное восприятие в гиперальных направлениях, но чтобы извлечь из полученной информации когнитивный смысл, все еще требовалось сознательное усилие. Но они точно не были вертикальны. Такая реализация следовала главнейшей из промежуточных действующих сил. Направление гравитации или осевая симметрия тела ничего общего с ними не имели. Если бы житель Флатландии мог наблюдать мир за пределами родной плоскости, ему бы он всегда показался вертикальным, а его собственное щелястое зрение направлялось бы «по бокам». Новые направления макросферы не были и латеральны, так что, в отличие от «вертикально стоящего» жителя альтернативной Флатландии, зрение Орландо не могло распространяться в «задействованные» стороны. Когда он сознательным усилием разделял визуальное поле на левое и правое полуполя, все чисто гиперальные пары звезд попадали в одну сторону, а все чисто вертикальные пары — в другую. Какой бы «здравый смысл» ни диктовала оставшаяся возможность, у неба не было ни единой причины наливаться глубиной, а у звезд — подмигивать ему оттуда и вытягиваться в его сторону, словно голографические изображения с экрана.
Орландо приходилось удерживать в сознании все эти отрицания. Гиперальная плоскость определялась его анатомией, во всяком случае, до тех пор, пока он помнил, что она перпендикулярна всем трем осям его тела.
Одно созвездие, имевшее форму распятия, лежало почти в гиперальной плоскости, и каждая из четырех звезд восходила примерно на одной и той же высоте над горизонтом. Левоправое азимутальное склонение у них тоже совпадало. И все же они не были скучены в одной точке, поскольку гиперальная плоскость разделяла их в пространстве так же надежно, как были в трехмерном пространстве разнесены звезды Южного Креста. Орландо затруднился с метками для звезд. Лучше всего —
В нескольких градусах от левой верхней dexter-gauche звезды виднелись остальные четыре. Они лежали в латеральной плоскости, соответствовавшей «обычному» небу. Мысленно продолжать две плоскости и визуализировать их пересечение — своеобразный опыт. Они встречались в единственной точке. Плоскостям положено пересекаться по прямым — а эти не слушались. Квадральная линия, соединяющая
Орландо разнервничался и опустил взгляд. Под горизонтом тоже виднелись звезды — он видел их не сквозь почву, а вокруг нее, как если бы стоял на узком скальном карнизе, уходившем вдаль, или на вершине столба. Он решил не выводить тело или голову из привычных трех измерений окружения, хотя глаза его в буквальном смысле слова лезли на лоб — только гак могли они ухватить достаточно информации из гиперальной плоскости. Ему так и виделся житель вертикальной Флатландии, с парой круглых глаз, одно над другим, которые внезапно сделались сферическими, роговицы и хрусталики, все поле зрения распространилось за пределы плоскости, даром что зрительные оси остались прикованы к плоскомирью. Избранный компромисс не только был анатомически причудлив, чтоб не сказать невозможен, но и вызывал у него исподволь подступавшие головокружение и клаустрофобию. В дополнительных измерениях шириной Острова можно было пренебречь, и он ясно видел, что малейшее гиперальное движение тела пошлет его в головокружительный кувырок, будто космонавта, вышедшего в открытый космос навеселе. Вместе с тем у него возникало неприятное ощущение, будто он заточен между двумя удерживающими листами стекла или страдает от диковинного неврологического расстройства, отнявшего способность передвигаться в некоторых направлениях.
— Восстановить.
Поле зрения ужалось до замочной скважины, и на миг он почувствовал себя таким маленьким, что ошалело затряс головой, пытаясь стряхнуть зрительные заслонки. И тут же все пришло в норму. Широченное макросферное небо осталось только в памяти, подобное воспоминаниям о дезориентирующем расстройстве зрения.