— Всего лишь пара приблизительных аналогий с упаковкой белковых структур… Обе привели меня к более общей задаче в
— Тут нечего расшифровывать и декодировать, — продолжила Бланка. — Вы прочитали все сообщения, какие вам положено было прочесть. Остаток нейтронного массива — это не данные, а контрольная последовательность червоточины.
— Она управляет ее формой? А какое это имеет значение?
— Она действует как катализатор.
Ятиму захлестнуло изумление, а следующая мысль покоробила:
— А что она делает? Продуцирует удлиненные нейтроны? Достаточно создать один, и тот воспроизведет себя по всей планете?
Бланка закрутила червоточину вне всех видимых измерений. Точка восприятия переместилась в иные гиперплоскости, форма структуры странно выгнулась.
— Нет. Подумай, Ятима. В нашей Вселенной оно ничего не может катализировать. Это же просто нейтрон.
Онона превратила набросок червоточины в стандартную диаграмму Кожух и показала взаимодействия с обычными, «короткими» частицами.
— Если ты выстрелишь ею в нейтрино или антинейтрино, в электрон или позитрон, эффект распространится по всей длине.
Ятима зачарованно наблюдала за егоё манипуляциями. C каждым новым столкновением нерасщепленные червоточины деформировали структуру совершенно узнаваемым образом; так белок переключается между метастабильными конформациями.
— Ладно. Мы можем управлять ее формой. И что это нам дает?
— Реализует различные типы вакуумных червоточин. Создает поток частиц.
— И где оно их создает?
Путь удлиненного нейтрона пересекал миллиарды присоединенных вселенных, но поскольку ни в одной из них червоточина не размыкалась, ее присутствие едва ли можно было заметить. Если червоточина ничего не катализирует в этой Вселенной, то шансов, что это происходит в любой из бесчисленного множества затронутых «по касательной», еще меньше.
Бланка отправила диаграмме гештальт-инструкции — и внезапно катализатор разветвился, превратившись в десятки заузленных прозрачных мембран. C каждым нейтрино- или электроностолкновением форма катализатора менялась, и одна из едва наметившихся вакуумных червоточин порождала две горловины реальной червоточины. А те разлетались по пространству, куда был вложен катализатор.
Удлиненные нейтроны — двигатели творения, создающие частицы в макросфере.
Ятима позволила себе залихватский кувырок в многослойном океане и перевернула иконку вниз головой.
— Дай я тебе ноги расцелую. Это гениально!
Бланка рассмеялась: далекий приглушенный звук из какой-то скрытой части егоё тела.
— Это совсем простая задача. Если бы ты не погналась за плотчиками, то и сама бы егоё решила еще очень давно.
Ятима покачала головой.
— Сомневаюсь.
Онона поколебалась.
— И ты думаешь, что Алхимики…
— Эмигрировали! Вперед и вверх! Это куда ближе, чем туманность Андромеды.
Ятима попыталась себе представить макросферную Диаспору. Воображение отказывало.
— Погоди-ка. Если вся наша Вселенная, все наше пространство-время, представляет собой стандартное расслоение макросферной физики, то вся наша история сожмется в единое мгновение макросферного времени. Их эквивалент планковского времени [100]. Как тогда Алхимики создали последовательность частиц, распределенных во времени?
— Внимательней вглядись вот в этот участок, — Бланка выделила часть каталитической структуры. — Макросферное пространство-время, как и наше, сплетено из вакуумных червоточин. Такая же сеть Пенроуза-Кожух, только в пяти-и-одном измерениях вместо трех-плюс-одного. — Ятима поблагодарила егоё за любезность и тупо уставилась на многодольное узлосплетение, отмеченное Бланкой. Казалось, что оно цепляется за призрачные вакуумные структуры, будто кошка-крюк. — Вот в этом месте наше время зацеплено с макросферным! То, что первоначально было эквивалентом мимолетного планковского мгновения, стало прообразом сингулярности. Эта сингулярность способна излучать и поглощать частицы в макросферном пространстве-времени.