Ди-Джей

В комнату с лицом, полным презрения, протиснулась очередная королева. В этом почему-то Дима даже не сомневался. Женщина, так же, как и молодёжь, заявилась в плаще светло-серого, почти белого цвета, но капюшон не одела, отчего светло каштановые с рыжим проблеском волосы, собранные в причёску, напоминающую корону, к тому же усыпанную жемчугом, сразу давали понять, кто она.

Молодой человек в очередной раз впал в ступор от неожиданности и широко распахнутыми глазами, в буквальном смысле поедал королеву-мать взглядом. Он просто не ожидал увидеть Марию Медичи такой. Обрюзгшая, перекормленная тётка с надменным белым ликом, как у покойницы, без малейшего признака макияжа, больше напоминала дожившую до пенсии продавщицу сельпо, изуродованную долгой работой с избытками продуктов питания.

И смотрела эта наглая хабалка, как из-за прилавка на ненавистного покупателя, имевшего наглость попросить что-то из товара, который она по праву считала своей незыблемой собственностью. Тем не менее, много подбородочную шею держала по-королевски гордо и надменно. Хотя, вполне возможно, шея застыла в этом статичном положении, не имея возможности больше двигаться.

Заплывшими, оттого казавшиеся мелкими, черные, в сумраке слабого освещения глазки обладали холодным, колким и до костей вымораживающим взглядом. С одной стороны, он отталкивал на регламентированную дистанцию, с другой — порождал ощущение недосягаемой божественности.

Кроме всего, тётка королевских кровей оказалась высокой, почти одного роста с Димой. Это в совокупности с безмерно пышностью одеяния порождало похожесть на заплывшую, но при этом удивительно симметричную глыбу жира, колыхающуюся при каждом её телодвижении.

Притом ощущение складывалось такое, что на ощупь внешняя телесная оболочка венценосной особы не плотная, а по фактуре сродни не до конца сдувшемуся воздушному шарику.

У Димы тут же промелькнули в памяти все женщины, встреченные им в этой локации, и он с удивлением осознал, что не видел среди них ни одной худой или хотя бы стройной. Все как одна представляли собой образцы брейгелевского реализма Рубенса.

Дима: — Это что, у них мода такая была? Или дамы двора из кожи вон лезут, чтобы соответствовать королеве как образцу стиля? Скорее всего, второе. Бедный Ришелье. Как только у него встаёт на такое? И как умудряется продираться до сокровенного при такой упакованности складками.

Ошарашенный явлением, противоречащим всем его представлениям о королевах средневековья, молодой человек продолжал в офигевшем состоянии бегающими глазками в режиме ускоренного сканирования обегать контуры вошедшей. Застывшая идиотская улыбка, не собирающаяся отклеиваться, со стороны больше соответствовала надписи на лбу: не ужели это всё моё!

Похоже, стервозная и всеми брошенная Мария Медичи восприняла потрясённое состояние молодого человека именно в этом ключе. Давненько на неё не смотрели подобным вожделенным образом. Да на неё вообще, похоже, никогда в жизни так не смотрели. И это неожиданно породило в женщине давно забытое чувство надежды на привлекательность.

Она как-то резко смягчилась, став даже ниже ростом. Кокетливо, явно заигрывая, улыбнулась в предвкушении комплиментов и понимая, что перед ней не придворный, а не пойми кто, хотя в глубине души понадеялась на его хоть и бедное, но дворянское происхождение, покровительственно, почти по-матерински поинтересовалась:

— Вы кто такой, сударь?

Дима отшатнулся, как от удара, приходя в себя, сообразив, наконец, что требуется какие-нибудь реверансы исполнить. Вот только сдуру, вместо подметания пола перед Её Величеством и представления, как положено, тупо нагнулся и ляпнул:

— Я здесь живу.

— Где здесь? — мягко, по-доброму уточнила венценосная особа, увеличивая улыбку, отчего ещё больше сузив заплывшие глазки и чуть подалась вперёд, сокращая дистанцию чуть ли не до интимного.

— Там, — пискнул Дима перехватившим от волнения горлом, невнятно махнув рукой на кровать за её спиной.

Королева не стала поворачивать голову, похоже она у неё действительно не крутилась, а, переступая с ноги на ногу, вразвалочку повернулась всем туловищем, лицезря, где это там. Затем вновь таким же Макаром вернулась в исходное положение и, уставившись на невинно застенчивого, как она полагала, мальчика, одним взглядом повторила первичный вопрос.

На что хозяин коморки вновь попытался отвесить неуклюжий поклон, отчего вынужден был сделать шаг назад, разрывая дистанцию. И чем, слава тебе, яйца, избавился от непонятного гипноза, выходя в русло адекватности.

Быстро проиграв в голове расклад позиций и предчувствуя всю выигрышность партии застенчивого мальчика, он, потупив взгляд и, кажется, вполне естественно раскрасневшись, тем не менее, удерживая жалкую попытку не терять гордость в голосе, представился, начиная безбожно врать даже сверх легенды: