Ди-Джей

— Алё! — прервала его Суккуба, пощёлкивая пальчиками и привлекая к себе внимание, — Ты вообще сейчас о чём? А в реальной жизни тебе кто расклад по окружению и менталитету твоей жертвы будет преподносить? Пушкин что ли? Вот решил ты, например, оприходовать богатенькую мажорку, с целью поправить своё финансовое положение. А она что, эти финансовые ассигнации сама рисует? Нет, мой мальчик. Денежки разводятся на папенькиных плантациях. А для этого ты должен умудриться войти в их круг или, по крайней мере, владеть полной информацией по её окружению. В какой среде живёт. Чем дышит. Кто и как воспитал. Каким образом и с какой стороны к ней можно подкатить. Сыграть роль среднестатистического Альфонса тут не получится. Здесь требуется входить в роль куда глубже и правдоподобнее. Много ты знаешь специфических сообществ, обладающих деньгами? Да ничего ты о них не знаешь. Потому что ты туда не вхож. У тебя есть дворовые пацаны, трудовой коллектив, ну и так, по верхам нахватался кое-чего от телевизора. Ты не знаком ни с культурной богемой, ни с акулами бизнеса, ни тем более с политической элитой. Как ты собираешься там работать? Или после моего обучения решил отыграться на проститутках? Мол, всех, кого купил — отымел, и ни одна не отказала? Ну ты прям секс-гигант!

— Да понял я, — капитулировал Дима, с поднятыми руками, повышая голос и прерывая этот дерьмовый разнос.

Орать он себе позволил ни оттого, что осмелел, а оттого, что карета выехала на брусчатку, и теперь диалог можно было вести только криком. Но до остановки «Собор Парижской Богоматери», тем не менее, доехали молча. Дима думал. Джей нагло подслушивала. Местами хмыкая и кривясь, но в целом одобрительно кивая. Итогом рассуждений после морально-поучительной порки, стало рождение простой мысли: «Да. Всё сложно».

На этот раз абитуриент встречал троицу, опять непонятно откуда появившуюся в конце дорожки, уже с другим настроем. Он не сколько их разглядывал, сколько пытался представить себе их среду обитания, такую разную и даже местами антагонистичную. Дима неожиданно понял, отчего мушкетёры такие злые. Вернее, они незлые по-настоящему, а отыгрывают заранее предписанную им роль по стереотипам этого времени.

Скорее всего, в их среде просто так принято. С одной стороны, они нарядные, глаз радуют, но с другой — их должны уважать, а значит, бояться. Вот бедолаги и корчат злобные рожи, судорожно держась за шпаги, при этом мимикой и жестами стараясь во что бы то ни стало застращать окружение.

Для мушкетёров ходить злыми и находиться постоянно на взводе и готовыми к драке — это всё равно что в современной армии маршировать строем. У вояк есть устав, вот и ходят, как предписано. А этим задиристым петухам средневекового Парижа велено неизменно быть свирепыми и озабоченными до мордобоя. Они и стараются.

А вот с наполовину герцогом, наполовину епископом всё оказалось намного сложнее. Что представляет собой его среда обитания? Как он соотносит светское и церковное? Ну, то что он не религиозный фанат, это понятно и по одеянию, и по манерам. А раз добился высокого положения и в сфере светской власти, и в церковной иерархии, означает, что Ришелье не просто умён, а талантливый лицедей! Врёт, не краснея, на любом поприще, и так достоверно и языкасто, что все безоговорочно верят, выстраиваясь за ним в очередь, отдавая пальму первенства.

Дима: — Этот монсеньёр легко может быть разным в зависимости от обстоятельств, и в каждом конкретном случае очень убедительным. Недаром же он одновременно водит за нос и королеву-мать, и короля-сына. Серьёзный товарищ. С ним действительно следует держать ухо востро. Хотя, любопытно, а какой он изнутри? Как ведёт себя в быту, когда никто не видит? Например, на горшке. Вот я, когда присаживаюсь, инстинктивно ищу руками какой-нибудь девайс: мобилу или планшет, на худой конец. Прямо какой-то ручной геморрой. Руки так и чешутся что-нибудь повертеть и во что-нибудь потыкать. Привычка, выработанная всей жизнью, мать её. А герцог, тире епископ как? Он восседает на горшке с молебником в руках или флаконом духов? Отгоняет зловонье словом божьим или постоянно окропляя нелицеприятные запахи заморским благовоньем? Или он там уже никого не играет, становясь естественным и принимая всё как должное?

Тема для размышлений оказалась крайне любопытной, но развить её Диме не дали обстоятельства, вернее, подошедшая к его задумчивой фигуре троица.

Мушкетёры повели себя адекватно: обошли с двух сторон, положив руки на эфесы шпаг. Морды ненормально перекошены. Видимо, лицевые мышцы уже устали корчиться, изображая нечто неестественное для себя, и прибывали на грани болезненной судороги.

А вот герцог-епископ на этот раз не имел на лице пренебрежения, как в первый раз, а проявлял некий интерес к задумчивому и совсем неиспугавшемуся мужчине в незнакомых для него одеяниях, указывающих на явлении гостя издалека.