Ди-Джей

— Напомню. Арману сейчас только тридцать четыре. Но и ты в свои двадцать пять для Анечки уже старый «папик». Так что между вами разница для молодой цветущей королевы несущественная.

— И на какой козе мне прикажете к ней подъезжать?

— А это уже не учёба, дебил ты мой, а экзамен. Поэтому, это я буду спрашивать в итоге, на какой козе ты к ней подъезжал и оценивать, насколько удачно. Подумай. Чем безродный гастарбайтер, да ещё в возрасте и без какого-либо положения в обществе, без монеты в кармане, может привлечь избалованную повышенным вниманием молодую и сказочно красивую девушку до такой степени, что она позволит себе разделить с ним постель?

И тут Дима задумался. А действительно, чем? Пока принимал и запоминал поток информации, он как бы само собой крутился в кругу придворных лиц, имеющих непосредственный доступ к королевским особам. И только сейчас осознал, что в Лувре будет числиться не выше самого захудалого слуги, об которого даже лакеи будут вытирать ноги, как о коврик.

— Правильно думаешь, — усугубила его размышления Суккуба, ехидно улыбаясь, — ты при дворе будешь канцелярской крысой, живущей в грязном чулане. Роскошных одеяний, украшений, способных ослепить и ошеломить придворных дам, у тебя не имеется, а всё, что есть — это то, во что ты одет.

— И что прикажешь делать? — не на шутку обеспокоился ученик, не видя даже проблеска для выхода из сложившейся ситуации.

— Думай, — ответила Суккуба напыщенно строго, — тебе здесь возможно долго жить. Дорогу осилит идущий. Постарайся быть сообразительным. Анализируй всю поступающую информацию, ищи выход. Безвыходных ситуаций не бывает.

Честно говоря, Дима действительно растерялся, а когда она напомнила о долгой жизни, встрепенулся.

— А после смерти я буду появляться здесь, в карете?

— Наконец-то первый правильный вопрос, — усмехнулась Джей, — в связи с возможной продолжительностью выполнения задания ты будешь возрождаться там, где проснулся в день смерти. Поэтому будь осторожен. Не пробудись в Бастилии. Иначе это будет для тебя вечный замкнутый круг, из которого уже никогда не выберешься. Поэтому очень тщательно следи за тем, где засыпаешь. И самое главное, о чём ты не спросил, а мы уже практически подъезжаем, и я только из жалости раскрываю основную интригу твоего здесь пребывания: раз уж это экзамен, то извини, но в процессе его сдачи я тебе не помощник. Сам понимаешь. Хотя при каждом твоём убийстве буду навещать для утирания соплей со слезами и консультации. Поэтому, если соскучишься — убивайся. По-другому меня рядом не ищи.

— Но это же вообще подстава! — возмутился ученик, — я же от незнания реалий тут таких дров наломаю.

— Вот на переламывании этих дров и будешь учиться. Как вступишь в какое дерьмо — убьют. Возродишься — поплачешься, попробуешь другую линию поведения. А так — извини. Всё сам, всё сам. И последнее. Так сказать, секретное напутствие на дорожку. Ди, ты в состоянии сдать этот экзамен даже с первой попытки, если хорошо постараешься. Вспоминай и оперативно находи применение всему, чему научился. Так что дерзай, Ди Балашихинский.

Карета остановилась.

— Всё, — по-барски величаво констатировала Суккуба, откидываясь на спинку сиденья, — приехали.

— Куда? — зашугано поинтересовался не на шутку разволновавшийся Дима, отодвигая край тяжёлой занавески и выглядывая наружу и тут же в восхищении восклицая, — О, да это же Собор Парижской Богоматери!

— Нотр-Дам-де-Пари, — уточнила Джей, — в данный момент епископ Люсона находится где-то здесь. Ни пуха тебе, ни пера, ученичок.

— Ну вот и иди, сама знаешь куда, — пробурчал горе абитуриент, покидая средневековый транспорт и с опаской оглядываясь по сторонам.

Он вздрогнул, когда обернулся к карете, а той словно и не было. Исчезла. Ни цокота копыт, ни шума отъезжающей повозки. Просто исчезла и всё! Дима остался один посреди улицы в состоянии опешившего туриста, неожиданно потерявшего из вида своего гида, а за одно и всю свою туристическую группу.

Торопливо отойдя к краю мостовой и прижавшись к ограде, он ещё минут пять рассматривал окружение и прохожих, снующих туда-сюда давая себе время успокоить внутренний мандраж и привыкнуть к этой не совсем привычной для себя обстановке пространства и времени.

По его ощущению, в досточтимом городе Париже царило раннее утро. Точнее определить не получалось. В столице Франции стояла пасмурная погода, хоть и без дождя.

Толчеи не наблюдалось. Прохожие хоть и имелись, но все как один, рабоче-крестьянского вида, тащащие куда-то корзины, тюки и мешки на горбу.

Наконец, насмотревшись и успокоив сердцебиение путём многоразового прочтения мантры «я — ведущий», он сделал единственное заключение из всего увиденного:

— Санэпиднадзора на вас нет.

Грязь, смрад и не ухоженность чувствовалась абсолютно во всём. А воняло так же, как в его мире на мусорном полигоне, мимо которого Дима иногда проезжал, закрывая наглухо окна в машине. Все здания казались серыми и обшарпанными, будто такого понятия, как косметический ремонт в это время не существовало в принципе. А может быть, оно так и было.