Девы

— Почему? Ей ведь было примерно столько же лет, сколько и вам. Может, чуть меньше. Шестнадцать? Семнадцать? Она была храбрым, самоотверженным человеком. Только подумайте, как бы сложилась ее жизнь, если б Ифигения воспротивилась воле отца, чего эта девушка достигла бы. Что бы мы ей посоветовали, если б она была сейчас здесь, среди нас?

— Ничего, — равнодушно отозвалась Дия. — А что тут можно посоветовать?

— И вы не предостерегли бы Ифигению насчет ее отца-психопата? Не попытались бы ее спасти?

— Спасти? — Дия презрительно поморщилась. — От чего? От судьбы? В трагедиях так не бывает.

— В любом случае Агамемнон тут ни при чем, — добавила Карла. — Не он хотел смерти Ифигении, а Артемида. То была воля богов.

— А если никаких богов нет? — возразила Мариана. — Только девушка и ее отец. Что тогда?

Карла пожала плечами.

— Тогда это уже не трагедия.

— А просто чокнутая греческая семейка, — подхватила Дия.

До этих пор Фоска молчал, с интересом прислушиваясь к разговору. Теперь не выдержал и полюбопытствовал:

— А что бы вы, Мариана, сказали Ифигении — девушке, которая предпочла погибнуть, чтобы спасти Грецию? Кстати, она была моложе, чем вы полагаете: лет четырнадцать-пятнадцать. Что бы вы ей порекомендовали?

Мариана на секунду задумалась.

— Я постаралась бы выяснить, какие у нее отношения с отцом и почему она считает, что обязана жертвовать собой ради него.

— И почему же, по-вашему?

— Потому что дети готовы на все ради того, чтобы их любили. Ведь пока они не вырастут, от этого напрямую зависит их способность выживать — сначала физическая, а потом и психологическая. Они сделают что угодно, чтобы о них заботились. — Мариана обращалась не к Фоске, а к сидящим вокруг девушкам. Немного тише она добавила: — И некоторые этим пользуются.

— Что из этого следует? — уточнил Фоска.

— Будь я психотерапевтом Ифигении, я помогла бы ей кое-что понять. Увидеть то, что ускользает от ее взгляда.

— Что увидеть? — вмешалась Карла.

Мариана помедлила, тщательно подбирая слова.

— Еще в раннем детстве Ифигения приняла проявления деспотизма отца за любовь. С тех пор эта ошибка влияла на ее восприятие окружающего мира. Агамемнон — никакой не герой. Он сумасшедший, психопат-детоубийца. Ифигении не стоило любить и почитать этого человека. Ей не нужно было умирать, только чтобы угодить ему.

Мариана посмотрела девушкам в глаза. Она всей душой хотела достучаться до них, надеялась, что ее объяснения заставят их задуматься. Но получилось ли? Неясно…

Почувствовав на себе взгляд Фоски, Мариана поняла, что тот собирается что-то ответить, и торопливо продолжила:

— Если б Ифигения прекратила лгать самой себе, если б осознала ужасную, горькую правду о том, что отец не любил ее, так как вообще не способен был любить, — в тот самый миг она перестала бы быть беззащитной девой, безропотно положившей голову на плаху. Она вырвала бы топор из рук палача и сама стала бы богиней. — Мариана повернулась к Фоске, тщетно стараясь скрыть свой гнев. — Увы, и у Ифигении, и у Тары, и у Вероники не было шанса стать богинями… у них не было шанса даже повзрослеть.

В глазах Фоски вспыхнула ярость, но, как и Мариана, он постарался ничем ее не выдать.

— Кажется, вы считаете меня кем-то вроде отца-злодея? Сравниваете с Агамемноном?

— До вашего прихода мы как раз обсуждали, насколько хорошо вы исполняете в группе обязанности отца.

— Ах, вот как? И к какому выводу пришли?

— Пока ни к какому. Я спросила девушек, по-прежнему ли они чувствуют себя в безопасности под вашей опекой после убийства двух своих сестер.

Мариана машинально покосилась на пустые стулья. Фоска проследил за ее взглядом.

— А, я понял… Свободные места предназначены для недостающих членов группы? Для Тары и Вероники?

— Именно.

— Тогда нужен еще один стул, — после небольшой паузы заметил Фоска.

— В смысле?

— А вы что, не в курсе?

— Не в курсе чего?

— А… так она вам не рассказала? Как интересно! — слегка удивился профессор. — В таком случае, может, вам стоит применить этот прекрасный психоаналитический метод к себе самой? Хорошо ли вы исполняете обязанности «матери»?

— «Врачу, исцелися сам»[9], — поддакнула Карла.

Фоска усмехнулся.

— Вот-вот. — Повернувшись к студенткам, он, передразнивая Мариану, делано озабоченным тоном осведомился: — И какие же выводы мы как группа можем сделать из этого обмана? Что он означает?

— Думаю, по нему можно судить об их отношениях, — начала Карла.

— О да! — Наташа хихикнула. — Значит, они далеко не так близки, как полагает Мариана.

— И она, судя по всему, совсем не доверяет Мариане, — вставила Лиллиан.

— Любопытно, почему? — улыбаясь, пробормотал профессор.

Мариана почувствовала, что краснеет. Ее разбирала досада. Фоска с ученицами осмеивали ее, как дети в школе: подобно любому мальчишке-задире, профессор манипулировал остальными членами компании, умело натравливая их на Мариану. Все они потешались, глумясь и насмехаясь над ней. Внезапно Мариана ощутила, что ненавидит их.

— О ком вы говорите? — не выдержала она.

Фоска оглядел девушек.

— Ну кто исполнит обязанности радушной хозяйки? Серена, может, ты?