Академия, финансируемая еще одним раскаявшимся толстосумом, управлялась специалистами в области пи-ар, считавшими, что престиж симпозиума и красивого толстого сборника, в виде которого впоследствии выйдут его труды, находятся в прямой пропорциональной зависимости от количества прославленных выступающих. Им ничего не стоило втиснуть в план пятидневной конференции пятьдесят докладов, благодаря чему участники оказывались в состоянии боксеров, только что побывавших в нокдауне, а время, отведенное для дискуссий, приближалось к нулю, хотя именно дискуссии и декларировались главными целями любого подобного мероприятия. “Боюсь, – мямлил беспомощный председатель конференции, – три последних докладчика превысили отведенное им время, и мы вышли из графика. Если мы хотим перекусить перед очередным докладом, то придется перенести дискуссию на конец вечернего заседания”. Естественно, после зачтения последнего доклада на вечернем заседании еле-еле оставалось время для коктейлей.
– Двенадцать – и ни одним больше! – заявил Соловьев руководителю программ Академии. – Хотите устроить цирк – зовите инспектора манежа.
– Но ведь вы исключили из списка самые громкие имена многих направлений!
– Разве наша цель – прогреметь?
– Двенадцать докладов за пять дней! – простонал руководитель программ. – Восемнадцать-двадцать часов на дискуссии под магнитофон! На одну стенограмму записей уйдет уйма денег.
– Если вас не интересует дискуссия, то в симпозиуме как таковом не остается совершенно никакого смысла.
– У вас безупречная логика, – простонал встревоженный руководитель программ, – но пятнадцатилетний опыт мне подсказывает, что все эти дискуссии вырождаются в бессмыслицу, которую несут убежденные слепцы. Потому я и предпочитаю хорошо организованный цирк, где каждый исполняет разученный номер и удостаивается вежливых аплодисментов.
– Непонятно, какой же во всем этом смысл.
– Вы забыли Закон Паркинсона? Должны же фонды расходовать свои деньги! Спонсоры обязаны отыскивать проекты для спонсирования. Руководителям программ приходится руководить программами. Так что мы имеем вечный двигатель, гоняющий горячий воздух. А у горячего воздуха, знаете ли, есть тенденция к расширению. Для одного из самых блестящих физиков-ядерщиков нашей эпохи вы поразительно наивны!
Соловьев не стал спорить. Он смотрел на руководителя программ, нахмурив мохнатые брови; брови и набрякшие мешки под глазами резко контрастировали с неисправимо наивным выражением лица. Он не находил аргументов, чтобы втолковать собеседнику – хотя Джеральд Хоффман был очень даже неплохим экземпляром в сравнении с основной массой чиновников различных фондов, – какие чувства у него вызывает предстоящая конференция, с каким отчаянием он взялся ее устраивать, каким гиблым делом все это может оказаться.
– Тем не менее, – резюмировал Хоффман, – вы, как всегда, одержали верх. Хотите дюжину участников – получайте дюжину. Наверное, это все апостолы? Только поменяйте, ради Бога, название! Нельзя назвать симпозиум просто “S.O.S.” Я даже подозреваю, что вместо последней точки вам бы хотелось влепить восклицательный знак. Если хотите знать, это недостойно, отдает сенсационностью, неакадемично, попросту апокалиптично! Не хватало только назвать встречу “Последняя труба”.
– Или “Четыре всадника”. А что, это как раз соответствует атмосфере цирка.
– Ради Бога, побудьте хоть немного серьезным! Как вам нравится такой вариант: “Стратегии выживания”?
– Нет, слишком похоже на компьютерные игры. Лучше назовем симпозиум “Принципы выживания”.
– Неплохо. Может быть, добавить “научные”? “Научные принципы…”
– Лично я не знаю, что значит “научные”, а вы? Нет, лучше оставим голые “принципы”.
– Как хотите. Итак, “Принципы выживания”! – Хоффман записал вымученное название и облегченно перевел дух.
Возникла пауза. Хоффман обратил внимание, что широкие атлетические плечи Соловьева несколько поникли. Тем не менее, раньше женщины были от него без ума – особенно миссис Хоффман, ха-ха… Она объясняла, что секрет притягательности Соловьева – в его сумрачной, грубой физиономии, совсем как у донского казака, как она говорила; но что делать с этими уродливыми мешками под глазами?… Кроме того, женщин привлекал его бас и легкий русский акцент (с точки зрения жены Хоффмана, у Соловьева был настоящий шаляпинский бас).
Соловьев тем временем затушил сигару, испачкав всю пепельницу, и встал, чтобы уйти. Правда, уже в следующую секунду он передумал, снова уселся и спросил, как ни в чем не бывало:
– Думаете, в этом есть какой-то смысл?
Руководитель программ бросил на него удивленный взгляд, после чего подверг тщательному изучению собственную дымящуюся сигару.
– Вам лучше знать, – проговорил он наконец. – Если бы не вы, а кто-то другой предложил собрать двенадцать умников, пусть даже мудрейшие головы в своих областях, для выработки плана спасения мира, я бы назвал автора предложения помешанным фантазером и посоветовал ему закрыть дверь с другой стороны.
Соловьев крутил в руках карандаш со стола Хоффмана.