Мартини ждал, что она скажет, что героиня, по сути, чем-то похожа на нее. Но она сказала:
– Потому что мама этого не одобрит.
Услышав такую аргументацию, Мартини улыбнулся. Книги тоже расценивались как протест.
– Что ж, тогда хорошего чтения.
Он попробовал быстро уйти, потому что давно заметил, что Присцилла по нему вздыхает, да и одноклассники это замечали. Поэтому он старался при людях особенно с ней не разговаривать, чтобы никто не подумал, что он дает ей какие-то авансы.
– Подождите, учитель, еще одно… – Девочка выглядела смущенной. – Вы знаете, что завтра меня будут показывать по телевизору? Я буду вытаскивать номера на благотворительной лотерее нашего братства… Правда, это всего лишь местный канал, но с чего-то ведь надо начинать?
Присцилла не раз говорила, что хочет стать знаменитой. То она хотела попасть в реалити-шоу, то стать певицей. В последнее время она вбила себе в голову, что будет актрисой. Ясного представления о том, как добиться успеха, у нее не было. Скорее всего, эта мечта была для нее своего рода просьбой о помощи, она таким образом сообщала всем, что хочет сбежать из Авешота. А на самом деле, вполне возможно, пройдет несколько лет, и она встретит какого-нибудь беспутного парня, и он бросит ее, беременную, доживать оставшиеся годы здесь. Ведь в сущности, то же самое произошло и с ее матерью. Мартини разговаривал с ней только однажды, на встрече учителей с родителями. Она смотрелась точной копией дочери, только старше. Лет на пятнадцать. Но у матери вокруг глаз уже залегли глубокие морщины, а во взгляде сквозила неодолимая печаль. Мартини вспомнил, что тогда ему на память пришла королева бала, которая, как была, в диадеме и со скипетром, осталась одна танцевать в опустевшем зале, когда свет погас и все уже разошлись по домам. Присцилла была очень похожа на мать. Насколько он знал, она пользовалась шумным успехом у мальчиков и сплетен о ней ходило немало. Он читал фразы, адресованные ей и ее матери, на стенах мужского туалета в школе.
– А с кем-нибудь еще ты говорила о желании играть на сцене?
Присцилла скорчила гримаску:
– Мама наверняка будет против, потому что в братстве ей вбили в голову, что в актрисах нет ничего хорошего. Она сама в молодости пробовала стать моделью. Ведь это несправедливо – запрещать мне осуществить мою мечту только потому, что не удалось осуществить свою.
Да уж, это действительно несправедливо.
– Надо учиться, заниматься декламацией, может быть, это ее убедит.
– Так, значит, по-вашему, я достаточно красива, чтобы пробиться?
Мартини укоризненно покачал головой:
– Я в университете ходил на театральные курсы.
– Тогда вы сможете со мной позаниматься! Прошу вас! Прошу вас! Прошу вас!
Глаза девочки заблестели от возбуждения. Сказать ей «нет» было просто невозможно.
– Хорошо, – согласился Мартини. – Но только ты должна очень много заниматься. Иначе все это – впустую потраченное время.
Присцилла сняла рюкзачок и положила его на пол.
– Вы не пожалеете, – сказала она, отрывая уголок тетрадного листа и что-то на нем царапая. – Это номер моего мобильника. Вы мне позвоните?
Мартини кивнул и улыбнулся. Он видел, как она упорхнула прочь, счастливая.
– С Рождеством, проф!
Он посмотрел на листок с номером, написанным розовой шариковой ручкой. Она еще и сердечко пририсовала. Он сунул листок в карман и пошел к выходу.
На площади перед школой было полно ребят, остановившихся поболтать и посмеяться, а вокруг них роем кружили скутеры. За рулем одного из них сидел задира Лукас. Пока Мартини рылся в сумке, разыскивая ключи от машины, мальчишка подъехал к нему, обдав презрением, и бросил через плечо:
– Когда же вы наконец поменяете свою колымагу, проф?
Его приятели загоготали. Но Лорис Мартини уже научился не обращать внимания на провокации Лукаса. Когда-то они крупно поссорились, и теперь ученик ему мстил.
– Как только выиграю в лотерею, – ответил учитель в тон шутке.
А потом наконец, нашарив ключи на дне сумки с ремнем, разблокировал дверцы своего старого белого внедорожника.
Двадцать второе декабря было самым коротким днем в году. Когда Мартини приехал домой, уже начало смеркаться.
Он шагнул через порог и сразу ее увидел. Она сидела в плетеном кресле у окна, ноги накрыты пледом, в руках книга. Видно, так и задремала.
В закатном свете Клеа была так хороша, что у него защемило сердце.
Солнце окрасило в огненный цвет ее каштановые волосы, половина лица оставалась в тени, как на картине. Ему захотелось подойти и поцеловать ее в полуоткрытые губы. Но жена спала так безмятежно, что он не отважился ее разбудить.
Он поставил сумку на деревянный пол и уселся на первую ступеньку лестницы, ведущей наверх. Сложив ладони под подбородком, он любовался женой. Они были вместе уже двадцать лет и знали друг друга еще с университета. Она изучала право, он литературу.
– Будущие судьи и адвокаты не водятся с теми, кто считает литературу единственным способом поведать о мире, – заявила она ему при первой встрече.