Всякий раз, когда учитель добивался пусть минимального результата в классе, его охватывало странное чувство. Он был доволен. Трудно объяснить, что означало прийти к такому результату для человека, который всегда казался скромником. Но для учителя, для Лориса Мартини, это было нетрудно. В этот момент он был уверен, что заронил в их головы определенную идею. И она уже никуда не денется. Знания – да, знания могут забыться, но развитие мысли, которая спонтанно возникла в мозгу, движется иными путями. Она пребудет с ними на всю оставшуюся жизнь, даже загнанная в дальний уголок мозга, а потом вдруг всплывет, когда в ней возникнет надобность.
И это не только литература. Это жизнь.
Когда его коллеги говорили о классе, они часто пользовались выражениями типа «человеческий материал», имея в виду учеников. Они были склонны жаловаться на ребят или требовать железной дисциплины, нарушить которую всегда было легче легкого. В его первый школьный день многие из них предупреждали его, что бесполезно ожидать каких-то достижений, ибо средний уровень учащихся резко упал. Мартини был вынужден признать, что в начале учебного года не питал особых надежд на какую-то «отдачу» от своего «человеческого материала». Но шли недели, и он нашел способ пробить брешь в их недоверии. А потом постепенно они начали ему доверять.
В Авешоте существовали два типа ценностей. Вера и деньги. Несмотря на то что многие семьи принадлежали к религиозному братству, дети поднимали на смех первую ценность и весьма чтили вторую.
В любых спорах деньги были для них весомым аргументом. Взрослые, разбогатевшие благодаря горнодобывающей компании, хвастались своим благополучием, разъезжая в мощных автомобилях и покупая дорогие часы. Молодежь ими восхищалась и уважала их, но сочувствовала и той части населения, которая не могла себе позволить такую роскошь, ведь к этой категории часто принадлежали их родители.
Местом, где разница между двумя социальными категориями, разделявшими Авешот, проявлялась яснее всего, была школа. Дети из состоятельных семей одевались по последней моде и выставляли напоказ сногсшибательные гаджеты, начиная с последних моделей смартфонов. Довольно часто все это становилось источником напряженности. Дело доходило до потасовок во дворе: слишком укоренилась привычка с презрением относиться к тем, у кого нет привилегий. Случались и кражи.
А потому, когда Мартини предстал перед классом в вельветовом пиджаке с протертыми локтями, в бумазейных брюках и старых, стоптанных ботинках, это вызвало у учеников взрыв веселья. Он понял, что, с их точки зрения, уважения недостоин. И должен был признать, что на какой-то миг ощутил себя неадекватным, несоответствующим. Словно сорок три года своей жизни он потратил напрасно, преследуя ложную цель.
– Я не стану давать вам задание на каникулы.
Класс взорвался воплями восторга.
– Отчасти потому, что вы его все равно не выполните, и я это знаю, – прибавил он под хохот ребят. – Но мне бы хотелось, чтобы в перерывах между битьем витрин или ограблением банков вы прочли хотя бы одну книгу из этого списка.
Он взял с кафедры листок и показал всем. Класс недовольно загудел.
Только один из учеников не произнес ни слова.
Он сидел в последнем ряду, низко склонившись над партой, и что-то черкал в толстой тетради, которую всегда таскал с собой вместе с видеокамерой. Этот мальчик жил в своем мире и никого туда не впускал, даже одноклассников, которые, по существу, держали его на расстоянии. Мартини не однажды пытался проникнуть в этот мир, но всякий раз получал отпор.
– Маттиа, ты согласен прочесть хотя бы одну книгу за эти две недели? – попробовал он вызвать парня на разговор.
Тот на миг оторвался от тетради и снова погрузился в себя, ничего не ответив.
В этот момент прозвенел звонок, возвещая конец уроков.
Маттиа быстро собрал свой рюкзачок, вытащил скейт, который держал под партой, и первым вышел из класса.
Мартини в последний раз обратился к ученикам, перед тем как распустить их на каникулы:
– Желаю вам хорошо провести Рождество… и не наделать за это время больших разрушений.
В школьных коридорах царила невообразимая суматоха: ученики спешили скорей выскочить из школьного здания. Они неслись вскачь, огибая, как препятствие, Мартини, который двигался неспешным шагом, перекинув через плечо зеленую сумку на ремне. Вид у него был, как обычно, рассеянный. Вдруг он услышал, что его кто-то зовет:
– Синьор Мартини!
Он обернулся и увидел Присциллу. Широко улыбаясь, она шла ему навстречу. Мартини подумал, что, если бы не зеленая парка, которая была ей велика, и не эти ужасные башмаки на платформе, чтобы казаться выше ростом, Присцилла смотрелась бы очень изящной. Он замедлил шаг, чтобы дождаться ее.
Присцилла его догнала.
– Я хотела сказать вам, что уже выбрала роман, чтобы прочесть на каникулах, – заявила она с явно излишним энтузиазмом.
– В самом деле? И что за роман?
– «Лолита».
– И почему твой выбор пал именно на эту книгу?