Девушка в башне

Тьма превратила святые земли Лавры в языческие, полные теней и странных голосов. Колокол прозвонил повечерье, и даже он не мог отогнать темное ощущение после боя или тревожные мысли Саши.

Вне бани люди усеивали снег: жители пали там, оставшись воле Бога. Женщина у купальни рыдала, раскрыв рот.

— У меня была лишь одна, — шептала она. — Одна, первенец, сокровище. И вы не нашли ее? Ни следа, господин?

Вася, что поразительно, была там, еще стояла. Она стояла, как призрак, слабая перед горем женщины.

— Ваша дочь в безопасности, — ответила Вася. — Она с Богом.

Женщина прижала руки к лицу. Вася с болью посмотрела на брата.

Рука Саши болела.

— Идемте, — сказал он женщине. — Идемте в церковь. Помолимся за вашу дочь. Попросим Богоматерь, заботящуюся обо всех, принять вашу дочь как свою.

Женщина подняла голову, глаза были в слезах, лицо было опухшим и в пятнах.

— Александр Пересвет. — прошептала она, голос прерывался от слез.

Он медленно перекрестил ее.

Он долго с ней молился, как и с другими, кто пришел за утешением, молился, пока все не утихло. Он считал своим долгом бороться за христиан и разбираться с последствиями.

Вася оставалась в церкви до последнего. Она тоже молилась, но не вслух. Когда они ушли, рассвет был близко. Луна скрылась, и Лавру озарял свет звезд.

— Ты можешь спать? — спросил ее Саша.

Она тряхнула головой. Он видел таких воинов раньше, что перегнули с усталостью, не могли потом уснуть. Так было, когда он убил первого.

— В моей келье есть койка, — сказал он. — Если не можешь спать, мы отблагодарим Бога, и ты расскажешь, как оказалась здесь.

Она кивнула. Их ноги хрустели по снегу, они бок о бок шли по монастырю. Вася набралась сил.

— Я еще никогда не была так рада, как когда узнала тебя, брат, — тихо сказала она по пути. — Прочти, что не смогла показать это раньше.

— Я тоже был рад тебя видеть, лягушонок, — ответил он.

Она замерла, словно пораженная. Вдруг она бросилась к нему, и он сжал рыдающую сестру.

— Саша, — сказала она. — Саша, я так скучала.

— Тише, — он неловко гладил ее спину. — Тише.

Через миг она взяла себя в руки.

— Не похоже на смелого брата Василия, да? — сказала она, вытирая нос. Они пошли снова. — Почему ты не вернулся?

— Не важно, — ответил Саша. — Что ты делала в пути? Где взяла коня? Ты убежала из дома? От мужа? Правду, сестра.

Они пришли к его келье, неуютной в свете луны, маленькой хижине среди других. Он открыл дверь и зажег свечу.

Расправив плечи, она сказала:

— Отец мертв.

Саша застыл, свеча была в его руке. Он обещал вернуться домой, став священником, но не сделал этого. Не успел.

— Ты мне не сын, — сказал Петр в гневе, уходя.

«Отец».

— Когда? — осведомился Саша, голос звучал странно даже для него. — Как?

— Медведь убил его.

Он не мог прочитать ее лицо в темноте.

— Заходи, — сказал Саша. — Расскажи все по порядку. Все.

* * *

Это не было правдой, конечно. Не могло быть. Вася любила брата, скучала по нему, но не знала этого широкоплечего монаха с тонзурой и черной бородой. И она рассказала часть истории.

Она рассказала, как светловолосый священник запугал народ Лесной земли. Какой холодной была зима, как был пожар. Рассказала, посмеиваясь, как к ней приходили свататься, но уехали ни с чем, и как их отец захотел отослать ее в монастырь. Она рассказала о смерти няни (не сказав, что было потом), о медведе. Она сказала, что Соловей был из коней отца, но Саша явно не поверил. Она не рассказала, что мачеха отправила ее искать подснежники зимой, или о домике в роще, как и не поведала о демоне мороза, холодном, своенравном и порой нежном.

Она закончила и замолчала. Саша хмурился. Она отвечала таким же взглядом.

— Нет, отец не пошел бы в лес, если бы не я, — прошептала она. — Это была я, брат.

— Потому ты убежала? — спросил Саша. Его голос (любимый, почти забытый) был ровным, лицо — спокойными, и она не знала, что он думает. — Потому что убила отца?

Она вздрогнула и опустила голову.

— Да. Это. И люди… боялись, что я — ведьма. Священник сказал им бояться ведьм, и они послушали. Отец уже не защитил бы меня, и я убежала.

Саша молчал. Она не видела его лица, а потом выпалила:

— Ради Бога, скажи что — нибудь!

Он вздохнул.

— Ты ведьма, Вася?

Ее язык стал тяжелым, смерти мужчин все еще отдавались дрожью в ее теле. В ней не осталось лжи, выдумок.

— Не знаю, братишка, — сказала она. — Я даже не знаю, какие ведьмы. Но я никому не хотела зла.

После паузы он сказал:

— Не думаю, что ты поступила верно, Вася. Греховно женщине так одеваться, и ты зря перечила отцу.

Он снова замолчал. Васе казалось, что он думает о том, как сам перечил отцу.

— Но, — медленно добавил он, — ты была смелой, далеко забралась. Я не виню тебя, дитя. Правда.

Слезы подступили к горлу, но она сглотнула их.

— Давай, — сказал Саша. — Попытайся уснуть, Вася. Ты поедешь с нами в Москву. Оля скажет, что с тобой сделать.

«Оля», — Вася взбодрилась. Она увидит Олю. Она помнила добрые руки и смех сестры.

Вася сидела напротив брата на койке рядом с глиняной печью. Саша развел огонь, и комната медленно нагревалась. Вдруг Вася захотела укутаться в меха и уснуть.

Но она задала последний вопрос: