Девушка в башне

Сжатые губы Касьяна чуть изогнулись. Они повернули на грязную улицу от дворца Ольги и тут же затерялись в веселой толпе празднующих. Музыка звучала из переулков, там танцевали девушки с обручами. Процессия поднималась, Вася увидела соломенную женщину на шесте, которую несли над смеющейся толпой. Медведя в расшитом ошейнике вели как собаку. Над ними звенели колокола. Горки из снега были людными, и народ толкался за очередь, падал с горки или скатывался головой вперед. Касьян замер.

— Посол, — негромко сказал он. — Челубей.

— Что? — сказала Вася.

— Он будто знал тебя, — сказал Касьян.

Улицы впереди гремели.

— Что это? — спросила Вася вместо ответа. Волна людей впереди падала. А потом выбежал сорвавшийся конь с дикими глазами.

Кобылица с рынка, которую хотела купить Вася. Ее белые чулки вспыхивали на грязном снегу. Люди кричали и отпрыгивали с пути. Вася раскинула руки, чтобы остановить беглянку.

Кобылка попыталась оббежать ее, но Вася проворно поймала веревку и сказала:

— Погодите, девица. Что стряслось?

Кобылка шарахнулась от Касьяна, встала на дыбы, боясь толпы.

— Назад! — сказала им Вася. Люди чуть отодвинулись, раздался стук копыт, и Челубей с помощниками появился на улице.

Татарин с удивлением посмотрел на Васю.

— Мы снова встретились, — сказал он.

Марья была дома и в безопасности, и Васе было нечего терять. Она подняла голову и сказала:

— Купили лошадь, и она убежала?

Челубей был спокоен.

— У хорошего коня есть нрав. Хороший мальчик поймал ее для меня.

— Нрав — не повод пугать ее, — возразила Вася. — И не зовите меня мальчиком, — кобылка почти дрожала в ее руках, с испугом мотала головой.

— Касьян Лютович, — сказал Челубей, — приструните это дитя. Или я побью его за дерзость и заберу его коня. Он может оставить кобылку.

— Если бы у меня была лошадь, — сказала беспечно Вася, — я бы катался на ней до полуденного колокола. У меня она бы не бегала в панике по улицам Москвы.

Бандит, как она увидела с гневом, снова был изумлен.

— Большие слова для ребенка. Дай — ка ее мне.

— Ставлю своего коня, — сказала Вася, не двигаясь, думая о Кате, голодающей из — за того, что Дмитрию придется поднять дань для новой войны, и ее гнев к Челубею подогревал безрассудство, — что эта кобылка понесет меня на своей спине до того, как прозвонят три часа.

Касьян начал:

— Вася…

Она не посмотрела на него. Челубей рассмеялся.

— Вот так? — он посмотрел на испуганную лошадь. — Как хочешь. Покажи нам чудо. Но, если ты проиграешь, я получу твоего коня.

Вася взяла себя в руки.

— Если я выиграю, кобылку хочу себе.

Касьян в тревоге сжал ее руку.

— Глупая сделка.

— Если мальчик хочет бросить свое имущество на хвастовство, — сказал Челубей Касьяну, — это его дело. Давай, мальчик. Прокатись на кобылице.

Вася молчала, смотрела на испуганную лошадь. Кобылка плясала на конце веревки, дергалась в руках Васи. Никогда еще лошадь не выглядела такой неподатливой.

— Мне нужен загон со средним забором, — сказала Вася.

— У тебя есть участок земли и кольцо людей, — сказал Челубей. — Стоило обдумать условия до заключения сделки.

Он перестал улыбаться, а был серьезен.

Вася задумалась.

— Рынок, — сказала она через миг. — Там больше места.

— Как пожелаешь, — сказал Челубей со снисхождением.

— Когда твой брат узнает, Василий Петрович, — пробормотал Касьян, — я тебя не прикрою.

Вася его не слушала.

* * *

Пусть к площади стал процессией, слух разлетелся по улицам быстрее них. «Василий Петрович поспорил с татарином Челубеем. Приходите к площади»

Но Вася не слышала. Она слышала только дыхание кобылицы. Она шла рядом с лошадью, пока та билась с веревкой, и говорила. В основном, чушь: похвалу, слова любви, которые могла вспомнить. И она слушала лошадь.

«Прочь, — думала кобылка, только это она могла передать головой, ушами и дрожащими ногами. — Прочь. Нужно бежать. Я хочу других, хорошую траву и тишину. Бежать».

Вася слушала лошадь и надеялась, что не поступила ужасно глупо.

* * *

Он был язычником, но русские любили представления, и Челубей это устроил. Если кто — то в толпе кричал похвалу, он изящно кланялся, взмахивая рукой с камнями. Если кто — то насмехался, скрытый в толпе, он отвечал ревом, и толпа смеялась.

Они шли к большой площади, и всадники Челубея начали освобождать место. Торговцы ругались, но все было готово, и лошади татар замерли, размахивая хвостами, погрузившись копытами в снег, удерживая толпу.

Челубей сообщил об условиях сделки на русском с акцентом. И тут же, несмотря на присутствие стражи, начали делаться ставки среди зевак, дети забирались на прилавки, чтобы видеть. Вася стояла с перепуганной лошадью посреди нового круга.

Касьян стоял перед толпой. Он выглядел и недовольно, и заинтриговано, но при этом явно усиленно размышлял. Толпа становилась больше и громче, но Вася видела только лошадь.

— Идем, девица, — сказала она на языке лошади. — Я не наврежу.

Кобылка застыла и не отвечала.

Вася смотрела, дышала, а потом, несмотря на риск, под взглядами всех глаз на площади, подошла и сняла веревку с головы лошади.

Потрясение прокатилось по толпе.