Девушка сына. Я одержим ею

Я машинально расписываюсь и закрываю за собой двери. Иду на кухню, опускаю коробку на стол. Веду пальцем по чёрной матовой поверхности. С красной лентой. От упаковки так и веет богатством. Название бренда на крышке подтверждает мои мысли.

Аяз решил порадовать?

Открываю упаковку и прикасаюсь к шёлковой чёрной ткани. С кружевом. Такое мягкое, что буквально струится между пальцев.

Только сейчас замечаю маленькую бархатную коробочку. И не одну.

Открываю – а там серьги. С ослепляющими камнями.

В ещё одном футляре подвеска. Точно такая же, как серёжки.

Чего это Мирзоев так решил порадовать меня? Нет, он делает подарки время от времени, но не такие дорогие…

А тут…

Взгляд цепляется за маленькую белую открытку.

И я сама тянусь к ней, разворачивая.

И тут же хочу закрыть обратно.

Потому что это не подарок Аяза. А его проклятого отца.

Амир

Наблюдаю за тем, как курьер коробку ей передаёт. Еле сдерживаюсь, чтобы не выйти из машины и не подойти к ней. Она слишком притягательная для меня. Особенно в домашней одежде, которая делает её такой… Милой.

Руль сильнее сжимаю и воздух жадно глотаю. Как её вижу – мозг отключается. Думать не способен. Как и чувства сдержать. Любые. Хоть гнев, хоть страсть.

Сейчас смотрю на неё и терпение своё проверяю.

Выдыхаю, когда дверь закрывает, насупившись.

Нервно тарабаню пальцем по рулю, ожидая. Чего? Сам не знаю.

Проклинаю тот день, когда впервые ее встретил.

Ей шестнадцать. Ее отец – главврач частной клиники. Она – любопытная девчонка, которая скрашивала мне вечера, сидя по ту сторону окна на первом этаже.

Я умирал от скуки, а она прибегала к родителю, пока мои люди не поймали ее. Вместо того, чтобы ужаснуться – она прикрыла рот ладошкой. У меня на бинте была кровь, которая привела ее в ужас.

После аварии на мне было много бинтов. В том числе и на сломанном носу. Бинты закрывали добрую часть лица, как и все остальные части тела.

Поэтому она не помнит меня.

А я помню. Каждый вечер в компании ее любопытного носика, который допытывал меня. И я ведь отвечал. Кем работаю, где живу, чем занимаюсь.

Она как маленький шпион вытягивала из меня всю информацию и сама рассказывала веселые истории. Я улыбался, слушал ее голос с упоением. Когда она тайком проникала в палату и перевязывала мне бинты на руках, и просила не говорить отцу.

Она взяла с меня слово.

И эта маленькая девчонка захватила меня с головой. Своей лаской, нежностью и заботой.

С того момента свихнулся на ней. Настолько, что не мог ни дня без нее. Хотя бы на фотографию взглянуть. Учитывая, что я был далеко – фото было лучшим решением.

Но я не выдержал. Дотерпел до ее девятнадцатилетия. И устроил в эту компанию. Вынудил прилететь в Дубай. А потом подкупил мальчишку, что вовремя выбежал на дорогу.

Все было продумано. До преподавателя в ее университете.

На тот момент я был занят работой в Дубае и не мог вылететь в Россию.

Я так долго к этому шел. Терпел. Выжидал. И считал дни, ожидая, когда она подрастет.

И когда это случилось… Аяз все испортил.

В тот день. В тот вечер. Когда я оставил ее. Выхода не было. Малолетний сын-придурок встрял. Сильно.

И если бы не он…

Я бы остался с ней. И не оставил ей такой прощальный подарок.

Не собирался оставлять ее наутро. Зная, что сделал. Излился внутрь нее.

Я был уверен, что Ева забеременеет. До сих пор помню её слова. О девственности. О презервативах. И овуляции.

Зная, что у нее был высокий шанс залететь… Не сдержался. Излился в нее, представляя, как буду носить нашего сына или дочь на руках.

А потом Аяз. Наутро позвонил.

И я уехал. Собирался вернуться. Через неделю, месяц. Неважно. Все ей рассказать. Не вышло. Не успел.

И единственное, чем утешал себя все время, сидя в четырех стенах… Если не сделает аборт – я вернусь, а у меня будет ребенок. Любимый. Не придется ждать мучительный период в девять месяцев.

И опять все пошло не так.

Из-за Аяза.

Если бы не он… Я бы сейчас сидел там. С ней. Не тут.

И не наблюдал, как она выходит из дома. Уже одетая теплее. На улице прохладно.

Несёт в руках коробку.

Завожу мотор и аккуратно еду за ней.

Останавливаюсь в пятидесяти метрах от нее и прожигаю взглядом каждое движение.

Как руки в воздух поднимает. Коробку в мусорный бак отправляет.

Зубы с силой сжимаю от невиданной злости.

Не приняла.

Понимаю. Пытаюсь смириться и не наседать на нее.

Ева меня ненавидит. Пусть. Она будет ненавидеть меня ещё больше. Но я собираюсь все исправить. Даже если придется играть грязно.

Внезапно к ней подходят два пацана. Явно обкуренные или обдолбанные. Один из них шатается и едва стоит на ногах.

К Еве подходят.

И один мудак ей руку на плечо опускает. Вижу, как кривится белоснежное лицо. Маленький носик подрагивает, и я без раздумий, на какой-то тяге вылетаю из салона.

В солнечном сплетении что-то вспыхивает. Яркое, огненное, разрастающееся по всей груди.

И направляющееся в кулаки, которые чешутся, стоит увидеть двух малолеток, что сейчас лезут к МОЕЙ Еве.

Ей никто не смеет делать больно. Только я.

Подхожу к дохлику, хватаю его за плечо, вцепившись пальцами. И рывком дёргаю от Евы. Нельзя. Никому нельзя к ней прикасаться.