Девушка с белым лицом

Это была Вика Тихомирова - юная, бесхитростно красивая. На этом снимке она не пыталась изображать из себя фотомодель, не подбирала позу - обнимала парней, казалось, от всей души, по-дружески, но все равно смотрелась очень эффектно. А ее глаза могли свести с ума - столько в них было огня и обаяния. Там, на кладбище, я видел совсем другие глаза - красивые, но холодные, как будто неживые.

Пояснений мне Татьяна Викторовна дать не могла, не знала она, кто такой старший сержант Женя Прокудин, Антон ей ничего не рассказывал. Возможно, у Антона был роман с Викой, но Татьяна Викторовна об этом не знала. Да, были какие-то девушки, но Антон не афишировал свою личную жизнь, пока не женился на Элли.

Зато Татьяна Викторовна знала, где он работал в Москве сразу после армии. Сказала мне и название охранной фирмы, и ее адрес.

Домой я вернулся в районе полуночи. Родители уже спали, свет в доме не горел.

Черная с белым дворняга подошла ко мне сбоку, ткнулась мокрым носом в ногу, с тихой радостью заскулила. Гавкать Чернобелка не могла, отец строго-настрого запретил ей лаять без нужды, а она - собака умная, хотя и не очень страшная: ростом не вышла. Покусать грабителя она еще сможет, а загрызть - нет. Но какие могут быть грабители на нашей улице? Район бедный, добром здесь не разживешься, да и нарваться можно. У отца есть ружье, у соседа дяди Ромы и вовсе автоматический карабин. А народ у нас живет дружно: если что, любую напасть на вилы поднимут.

Я сел на скамейку под яблонькой, запустил руку псу в лохматую шерсть, почувствовал, как на запястье прыгнула и тут же соскочила блоха, но не остановился, погладил собаку, пока она от удовольствия не завалилась на бок и не задрала ноги.

Даже стерилизованная собака до конца своих дней остается сукой. Почему-то вспомнилась Элли. Возвращаться к ней не хотелось, но я дал слово. Завтра утром в дорогу, отвезу в Москву Татьяну Викторовну и снова попаду к Элли в кабалу.

Я поднялся, повернул к дому, но замер в раздумье. Не хотел я к Элли, может, мне остаться здесь, у родителей? Найму такси, завтра к обеду Татьяна Викторовна будет уже в Москве, пусть Элли сама возится с ней…

А как же Вика Тихомирова? Мне просто необходимо встретиться с ней, поговорить, пусть она еще раз спросит, кто такой Антон? Тогда я покажу ей фотографию, которую одолжила мне Татьяна Викторовна…

Из темноты улицы выплыл черный силуэт. Человек приблизился к воротам, помахал мне рукой. Во дворе было светлей, чем за оградой, человек видел меня, а я не мог разглядеть его лица.

- Макс!

И голос я его не узнал. Но Чернобелка не встревожилась, даже с земли не поднялась - лежит, смотрит на меня в ожидании ласки. Тьфу на нее…

Я подошел к воротам, но человека, стоящего за ними, так и не узнал. Ветровка на нем, капюшон поднят, волосы закрыты, видны массивные надбровья, широкий нос, то ли шрам у него на щеке, то ли носогубная складка такая глубокая.

- Макс, ты что, не узнаешь меня? - удивленно спросил он.

- Горбыль?

Мужик взрослый, с грубым лицом, примерно моего возраста. Но разве я похож на себя прежнего?

И Горбыль мог измениться: со времени моего детства прошло, считай, четверть века. У Горбыля тоже были крупные черты лица, широкий нос, складок на щеках я не помнил, но разве они не могли появиться? И голос загустел, заматерел - такое бывает.

- Ну, а кто ж!… Пошли, накатим за Антоху!

Горбыль повел рукой, показывая на машину, которая стояла на дороге. По силуэту похоже на внедорожник, но какая марка - не разобрать.

- Да мне завтра утром уезжать, - качнул головой я.

- Ну, как знаешь.

Горбыль глянул на меня угрюмо, с осуждением, как на законченного подлеца. И мне снова стало стыдно: родителей избегаю, старых друзей знать не хочу. Нельзя так, не по-людски это.

- Ну, если только по одной, - сказал я.

Горбыль не остановился и не обернулся, просто махнул рукой, подзывая к себе. Не хотелось мне идти за ним, но разве я не собирался изменить свою жизнь?

Я вышел за калитку, нагнал Горбыля возле машины, которая действительно оказалась внедорожником, причем не последней марки. Черный «Паджеро» был начищен до блеска, отсвечивал даже в темноте.

И Горбыль - под стать своей машине. Ветровка на нем отменного качества, с логотипом «Prada» на видном месте. Эмблема бросилась в глаза, когда он повернулся ко мне лицом. А может, это и не Горбыль вовсе?

- Ты кто? - спросил я.

Ответом послужил мощнейший удар в район «солнечного сплетения», сильная боль сложила меня пополам. И тут же в плечо воткнулась игла, содержимое шприца с болью влилось в мышцу. Я среагировал, разогнулся, но сильный удар в кадык выбил из меня дух.

Глава 8

Ветви калины с шорохом скребли по стеклу, оставляя на нем крохотные белые цветочки, которым уже никогда не стать кислогорькими ягодками. Извивалась и пышная верба: ветер вытряхнул из нее стайку воробьев, эти взъерошенные комочки, отчаянно взбивая крыльями воздух, пронеслись над машиной, едва не задев крышу.

Я полулежал на заднем сиденье, в салоне больше никого не было, тихонько играла музыка. Руки не связаны, ноги свободны, дверь открыта, останавливать меня некому.