Девушка с белым лицом

Я не оттолкнул Риту, более того, еще крепче прижал ее к себе. Но при этом даже не пытался снять с нее куртку, залезть под футболку, повалить на траву. Да она и сама далека была от порока, в легкой вибрации ее тела не чувствовалось горячечного возбуждения, которое заставляет срывать одежды и обнажать душу. Да я и не требовал от нее страсти. Зачем нужен секс с его тычиночным контактом, когда я сгорал от сильных чувств, врастая в любимую женщину всем своим телом? Я сливался с Ритой в одно целое, с Элли у меня такого и близко не было.

- Ты сам должен был его за это убить.

- Я тогда не знал.

- А если бы знал?

- Убил бы, - ничуть не сомневаясь, сказал я.

Все-таки я врос в Риту, в ее чувства, страдания и ненависть к своим убийцам. Я почувствовал себя в озере: кто-то держал меня за голову, не позволяя высунуться из воды, жить мне осталось совсем чуть-чуть.

А ведь Рита пережила не только это… Надо было ей сразу все рассказать, тогда бы Антон не ушел от меня живым. Я бы его своими руками…

- Ты любишь меня? - спросила Рита.

- Больше жизни, - сказал я.

- Жизни нет… Я живу только до тех пор, пока не отомщу… Ты будешь любить меня потом?

- Буду.

Я усмехнулся, наблюдая за собой глазами Риты. Только полный псих может любить мертвую женщину, живое и теплое тело которой в любой момент могло превратиться в холодный скользкий гнойник. Рита глубоко загипнотизировала меня, подчинила себе мою волю, я это осознавал, но даже не пытался сбросить оковы. От любви сходят с ума, и я тому яркий пример.

- Ты знаешь, где моя могила, - сказала она.

Я кивнул, рассеянно и даже отстраненно думая о несовершенной природе человека. Будь у меня четыре руки, я бы мог обнять Риту еще крепче…

- Ты будешь меня навещать?

- Буду, - сказал я с удивительной даже для меня серьезностью.

Рита вдруг звонко засмеялась, оттолкнула меня и отошла на шаг. Ее яркая улыбка, казалось, затмевала свет солнца, сколько в ней было живого огня и задора. Рита смеялась, ласково укоряя меня за глупую легковерность, но мне совсем не было стыдно. Ну да, поверил ей, стал жертвой мистификации, но у меня была уважительная причина - я любил Риту. Я помешался на ней.

- Только, пожалуйста, не приноси четное количество цветов. На самом деле мы там не мертвые, мы там живые, и цветов должно быть нечетное число.

Рита улыбалась, но не шутила. И о своей загробной жизни говорила как о чем-то нормальном, естественном, просто недоступном для понимания обычных людей. Но я уже был не обычный человек - Рита посвятила меня в таинства загробного мира.

- Мне нужно прийти в себя, - сказал я, шагнул к машине и оперся рукой о капот.

Голова не кружилась, перед глазами не плыло, не чувствовал я и слабости в ногах, но равновесие терял. Как будто разум хватал меня за грудки, тряс, толкал, пытаясь вернуть в чувство. Рита улыбалась, но в ее взгляде угадывались тревога и даже переживание за меня.

- Скажи, что ты живая! - потребовал я.

- Я живая. - Для большей убедительности она приложила руку к своей груди.

- Просто очень похожа на свою мать.

- Очень похожа на свою мать, - повторила Рита.

- У Елены Тихомировой была дочь.

- У Елены Шелестовой не было детей. Иначе бы она просто не смогла выйти замуж за своего Аркадия.

- А она этого хотела? - Я сам уловил горькие нотки ревности в своем голосе.

- Он этого хотел… А она не возражала… У тебя родители есть, а у меня… У Лены Шелестовой был только отчим.

На меня навалилась сонливость, верхние веки налились ватной тяжестью, Рита все поняла, открыла правую переднюю дверь. Я сел в машину, а она встала рядом, одной рукой обняв меня за плечи. Как будто спасательный круг на меня набросила, не позволяя при этом высунуть из него руки.

- Если тебе интересно, могу рассказать.

Одна ее рука обвила мою шею, другая легла на коленку, и еще Рита прижалась грудью к моему плечу, я ощутил тепло ее наливной упругости. Как тут уснешь?…

И все же сон одолевал меня. Или это ночное снотворное давало о себе знать, или Рита подавляла мою волю своими чарами. Если последнее, то мне уже все равно. Пусть околдовывает, пусть порабощает, лишь бы никуда не исчезала. Или забрала бы с собой…

* * *

Артем Васильевич любил жизнь во всех ее проявлениях. Работал инженером на угольной шахте, чинил и воскрешал к жизни горное оборудование. Дело мастера боялось: техника не простаивала, уголь шел на-гора. Начальство могло задержать зарплату шахтерам, но Артем Васильевич получал свое вовремя и сполна, плюс премии - то за одно, то за другое, то за все сразу.

Деньги были, вокруг - женщины, друзья. С одними Артем Васильевич выпивал, с другими гулял, но при этом не забывал и про свою новую семью: жену баловал обновками, падчерицу - игрушками. И подраться мужик любил, и выпить, и с бабами куролесил, но жену не обижал и на Лену голоса не повышал.

Лене было четырнадцать, когда мама попала в грозу, и ее убила молния; смерть, говорят, была мгновенной. Артем Васильевич принял это как наказание за свои грехи - бросил пить, гулять, допоздна пропадал на работе. А ночевать приходил домой, к своей красивой и неродной дочери.