– Мы с Вилли прикинулись, будто ничего не знаем. А потом уговорили Тони пойти с нами в лес, что за фермой Бликера. Он тех мест ни черта не знает. Завели его и бросили у болота. Так он два с половиной часа выбирался и притащился домой, когда уже стемнело. Но знаешь, в чем главный прикол? Его мама как следует всыпала ему за то, что он пропустил ужин да еще натащил в дом тонну грязи.
Мы посмеялись и свернули на новенькую подъездную дорожку у спортивного центра, где, поставив свои велосипеды возле стойки, зашагали по липкому асфальту к бассейну.
На входе мы показали свои бейджики. Народу – тьма-тьмущая. На мелком конце бассейна детвора толкалась и плескалась, словно стая пираний. В отделении для самых маленьких было полно мамочек-папочек, подталкивавших плавательные круги своих чад. Очереди выстроились и у трамплина, и у киоска с закусками. Над каждым контейнером с мусором роились осы.
От шума, криков и воплей уши закладывало. Каждые полминуты раздавался визгливый свисток спасателя. Мы бросили свои полотенца на бетон и прошли к секции глубиной не менее двух с половиной метров. Там мы уселись на край бассейна и принялись болтать ногами в пропахшей хлором воде.
– Ну так а я здесь при чем? – спросил я.
Донни пожал плечами:
– Не знаю, – сказал он. – Мама сейчас как на иголках. Боится, что кто-нибудь обо всем расскажет.
– Я? Черт, да я же никогда не скажу, – сказал я. И вспомнил, как стоял в темноте возле маминой кровати. – Ты же знаешь, что не скажу.
– Я-то знаю. Но Рут в последнее время какая-то странная.
Давить на него и дальше не стоило. Донни не был тупицей, как его братец. Он меня знал. Он с ходу бы усек, что я слишком настойчив, и задумался бы.
Так что я выжидал. Мы сидели, молчали и болтали ногами в воде.
– Слушай, – наконец сказал он. – Я с ней поговорю, лады? А то хрень какая-то получается. Ты к нам уже сколько лет ходишь?
– Много.
– Короче, хватит дурковать. Я с ней поговорю. Давай-ка окунемся.
И мы скользнули в бассейн.
А убедить Мег бежать было легко.
На то была причина.
В последний раз, говорил я себе, я буду стоять и смотреть на все на это, дожидаясь момента, когда мы сможем поговорить. И тогда я сумею ее убедить. У меня даже был план.
И тогда весь этот кошмар закончится.
Я должен притвориться, что я с ними, что бы ни происходило – притвориться, что мне всё до лампочки. Один – последний – раз.
Но все пошло иначе.
Потому что этот последний раз едва не стал гибельным для нас обоих. Этот последний раз был ужасен.
Глава тридцать седьмая
– Всё норм, – сказал мне Донни на следующий день. – Мама говорит, что можно прийти.
– Прийти куда? – спросила моя мама.
Она стояла позади меня у кухонной столешницы и шинковала лук. Донни же был на крыльце и не мог ее видеть.
Кухня провоняла луком.
– Куда это вы собрались? – спросила мама.
Я посмотрел на Донни. Он среагировал быстро:
– Собираемся в Спарту в субботу, миссис Моран. На семейный пикник. Мы подумали, может, и Дэвид поедет с нами. Вы не против?
– С чего бы мне быть против? – сказала мама, улыбаясь. Донни всегда был с ней безукоризненно вежлив и ненавязчив и потому нравился ей, хоть всю остальную семейку она и недолюбливала.
– Отлично! Спасибо, миссис Моран. До встречи, Дэвид, – сказал он.
И вскоре я отправился к Чандлерам.
Рут снова вернулась к Игре.
Выглядела она ужасно. Лицо в язвах, которые она явно расчесывала, потому две уже покрылись коркой. Волосы жирные, безжизненные, в перхоти. Тонкое хлопчатобумажное платье настолько измято, словно она спала в нем много ночей подряд. Теперь я не сомневался – она действительно похудела. Это было заметно и по ее лицу – темные круги под глазами, кожа, обтянувшая скулы.
Она, как всегда, курила, усевшись на складное кресло напротив Мег. Рядом с ней была картонная тарелка с недоеденным сэндвичем из тунца, и Рут пользовалась его как пепельницей. Из куска обмякшего мокрого хлеба торчали два окурка.
Рут напряженно следила за Мег, сощурившись и наклонившись вперед. Она выглядела так же, как и тогда, когда смотрела телевикторины, типа «Двадцать одно». Когда Чарльз Ван Дорен[26], преподаватель английского языка в Колумбийском университете, выиграл сто двадцать девять тысяч долларов и неделей позже был уличен в мошенничестве. Рут в тот день здорово огорчилась. Словно и ее саму облапошили.
И сейчас она следила за Мег с таким же напряженным вниманием, с каким следила за Ван Дореном, стоящим в своей звуконепроницаемой будке.
Она вся была в Игре.
А Вуфер тем временем тыкал в Мег перочинным ножичком.
Она снова была подвешена к потолочной балке и стояла на цыпочках, изо всех сил напрягая мускулы. У ее ног были разбросаны тома Всемирной энциклопедии. Мег была голая. Грязная. Вся в синяках. Блестящая от пота кожа побледнела. Но это все не имело значения. Должно было иметь, но не имело. Магия – жестокая магия этого зрелища – накрыла меня с головой.
Она была всем, что я тогда знал о сексе. И всем, что я знал о жестокости. На мгновение эта картина буквально опьянила меня. Я снова стал одним из них.
И тут я посмотрел на Вуфера.