Однако ее пальцы продолжают касаться моей руки, и я ощущаю жесткий ободок кольца у нее на пальце. Что это, она нацепила помолвочное кольцо? С чего бы вдруг?
Стискиваю ее пальцы и ощупываю золотой ободок: да, то самое. Глупая идиотка... Стащить его - дело одной минуты, и я прилагаю к тому все усилия, только Катастрофа уперлась и не дает мне совершить намеченное.
- Что ты делаешь? - возмущается она, упираясь что есть силы. - Это мое кольцо. Ты сам мне его подарил!
- Ничего я тебе не дарил, - шиплю, продолжая борьбу за кольцо. - Сама знаешь, это все не взаправду. Кстати, что с Карлом?
- Представления не имею. Полагаю, увидев тебя на полу, он попросту сбежал.
- Сволочь.
А она о своем:
- А кольцо я тебе все равно не отдам. По крайне мере, пока... - Ощущаю сначала ее волосы на щеке, а потом - и губы, коснувшиеся моих. Пересохших и вялых...
Не могу целовать ее таким. Слепым, беспомощным... Жалким калекой, как будто бы принимающим подаяние.
- Уходи, - произношу жестким, не терпящим возражения голосом. - Не хочу тебя больше видеть.
- Ты ведь это не всерьез, правда? - спрашивает она.
- Убирайся!
- Юлиан...
- Убирайся, я сказал, - кричу почти в голос. - От тебя сплошные неприятности... Уходи... уходи.
Стискиваю голову руками - боль в ней только усиливается, накатывая волнами - и утыкаюсь лицом в подушку.
Я - слепой...
Слепой.
От этой мысли даже зубы ломит. Впиваюсь ими в подушку и ощущаю что -то мокрое, стекающее по щеке... Не слезы - такие, как я, не плачут. Слезы - это слабость, которую я даже себе не прощаю...
Так и лежу, не разжимая зубов, пока снова не приоткрывается дверь.
- Кто здесь? - вопрос заставляет незваного гостя остановиться на месте.
- Это я, Алекс, - откликается братец. - Здравствуй, Юлиан.
Все во мне вздрагивает при звуке этого голоса - пазухи носа раздуваются, грудь ходит ходуном:
- Позлорадствовать пришел? - вскидываюсь я. - Что ж, самое время.
Лица Алекса я не вижу, но могу представить его снисходительный взгляд, и это уж совсем невыносимо.
- Я никогда бы не стал делать этого, ты же знаешь. - И как будто бы с искренним сочувствием: - Мне очень жаль. Уверен, это не навсегда!
- Да замолчи ты, - грубо обрываю его слова, кривя губы в насмешке. - Только твоего сочувствия мне и не хватало. Обойдусь как-нибудь...
Алекс невесело усмехается:
- Ты не меняешься, и это по-своему закономерно.
- Люди вообще не меняются, - произношу все с той же насмешкой. - Было бы глупо надеяться на обратное!
И брат отвечает в своей привычной манере:
- И все-таки я верю в чудеса. Иногда даже самым отчаянным скептикам приходится признать их наличие!
- Ох, черт, - вскидываюсь всем телом, - я и забыл, что ты и сам у нас что-то вроде ходячего чуда... Зацени каламбур! Неплох, не так ли?
Изображаю видимую веселость, а братец даже не реагирует. Наверное, жалеет несчастного слепца...
- Вижу, чувство юмора тебя не покинуло, - только и произносит он, - а значит, не все еще потеряно. Продолжай в том же духе!
У меня даже лицо перекашивается.
- Ненавижу твои проповеднические заморочки, Репейник, - цежу хриплым голосом. -Просто уйди и оставь меня в покое. И пусть никто больше не приходит - не желаю никого видеть.
- Даже Эмили? - интересуется брат.
- Тем более Эмили, - зло отзываюсь на его слова. - Пусть катится на все четыре стороны! Мне наплевать.
Яростная хлесткость этих слов кажется кощунственной по отношению к яркому весеннему солнцу и трелям щебечущих за окном птиц.
- Зря ты так, - братец тяжело вздыхает. - Она искренне переживает за тебя... Не отталкивай ее, не надо.
Рычу, стискивая одеяло побелевшими от натуги пальцами.
- Убирайся!!! Вы все убирайтесь. И эта чертова Катастрофа в первую очередь.
Брат отступает на шаг назад, сглатывает...
- Прости, - произносит он так, словно можно взять и перечеркнуть все, что я из-за него перенес. Только благодаря их с дружками стараниям я и познакомился с Катастрофой, всю жизнь мне испоганившей...
- Мне никто не нужен, - рычу сквозь стиснутые зубы. - И никогда не был нужен... Я сам по себе, всегда так было, так и останется. Убирайся и передай это тем, за дверью. - И заключаю: - Юлиану Рупперту плевать на все человечество. Особенно на некоторых особенно злостных его представителей... И на тебя в том числе. Убирайся!
Алекс уходит, и я снова остаюсь один.
Один... сам себе хозяин и господин. Всегда так было... и впредь будет!
Никто мне не нужен. Никто...
Катастрофа еще несколько раз пытается прорваться в мою палату, но я ей не позволяю. Мне не нужна она... и ей не нужен слепой калека.
Всю эту неделю я тем себя и успокаиваю, что нашептываю это, подобно мантре...
Становится легче... Почти выходит дышать полной грудью. В остальном же... да ничего хорошего в остальном.
Приходится жить в полной темноте: поначалу позволять чужой, незнакомой мне женщине