Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера

Однако ее пальцы продолжают касаться моей руки, и я ощущаю жесткий ободок кольца у нее на пальце. Что это, она нацепила помолвочное кольцо? С чего бы вдруг?

Стискиваю ее пальцы и ощупываю золотой ободок: да, то самое. Глупая идиотка... Стащить его - дело одной минуты, и я прилагаю к тому все усилия, только Катастрофа уперлась и не дает мне совершить намеченное.

- Что ты делаешь? - возмущается она, упираясь что есть силы. - Это мое кольцо. Ты сам мне его подарил!

- Ничего я тебе не дарил, - шиплю, продолжая борьбу за кольцо. - Сама знаешь, это все не взаправду. Кстати, что с Карлом?

- Представления не имею. Полагаю, увидев тебя на полу, он попросту сбежал.

- Сволочь.

А она о своем:

- А кольцо я тебе все равно не отдам. По крайне мере, пока... - Ощущаю сначала ее волосы на щеке, а потом - и губы, коснувшиеся моих. Пересохших и вялых...

Не могу целовать ее таким. Слепым, беспомощным... Жалким калекой, как будто бы принимающим подаяние.

- Уходи, - произношу жестким, не терпящим возражения голосом. - Не хочу тебя больше видеть.

- Ты ведь это не всерьез, правда? - спрашивает она.

- Убирайся!

- Юлиан...

- Убирайся, я сказал, - кричу почти в голос. - От тебя сплошные неприятности... Уходи... уходи.

Стискиваю голову руками - боль в ней только усиливается, накатывая волнами - и утыкаюсь лицом в подушку.

Я - слепой...

Слепой.

От этой мысли даже зубы ломит. Впиваюсь ими в подушку и ощущаю что -то мокрое, стекающее по щеке... Не слезы - такие, как я, не плачут. Слезы - это слабость, которую я даже себе не прощаю...

Так и лежу, не разжимая зубов, пока снова не приоткрывается дверь.

- Кто здесь? - вопрос заставляет незваного гостя остановиться на месте.

- Это я, Алекс, - откликается братец. - Здравствуй, Юлиан.

Все во мне вздрагивает при звуке этого голоса - пазухи носа раздуваются, грудь ходит ходуном:

- Позлорадствовать пришел? - вскидываюсь я. - Что ж, самое время.

Лица Алекса я не вижу, но могу представить его снисходительный взгляд, и это уж совсем невыносимо.

- Я никогда бы не стал делать этого, ты же знаешь. - И как будто бы с искренним сочувствием: - Мне очень жаль. Уверен, это не навсегда!

- Да замолчи ты, - грубо обрываю его слова, кривя губы в насмешке. - Только твоего сочувствия мне и не хватало. Обойдусь как-нибудь...

Алекс невесело усмехается:

- Ты не меняешься, и это по-своему закономерно.

- Люди вообще не меняются, - произношу все с той же насмешкой. - Было бы глупо надеяться на обратное!

И брат отвечает в своей привычной манере:

- И все-таки я верю в чудеса. Иногда даже самым отчаянным скептикам приходится признать их наличие!

- Ох, черт, - вскидываюсь всем телом, - я и забыл, что ты и сам у нас что-то вроде ходячего чуда... Зацени каламбур! Неплох, не так ли?

Изображаю видимую веселость, а братец даже не реагирует. Наверное, жалеет несчастного слепца...

- Вижу, чувство юмора тебя не покинуло, - только и произносит он, - а значит, не все еще потеряно. Продолжай в том же духе!

У меня даже лицо перекашивается.

- Ненавижу твои проповеднические заморочки, Репейник, - цежу хриплым голосом. -Просто уйди и оставь меня в покое. И пусть никто больше не приходит - не желаю никого видеть.

- Даже Эмили? - интересуется брат.

- Тем более Эмили, - зло отзываюсь на его слова. - Пусть катится на все четыре стороны! Мне наплевать.

Яростная хлесткость этих слов кажется кощунственной по отношению к яркому весеннему солнцу и трелям щебечущих за окном птиц.

- Зря ты так, - братец тяжело вздыхает. - Она искренне переживает за тебя... Не отталкивай ее, не надо.

Рычу, стискивая одеяло побелевшими от натуги пальцами.

- Убирайся!!! Вы все убирайтесь. И эта чертова Катастрофа в первую очередь.

Брат отступает на шаг назад, сглатывает...

- Прости, - произносит он так, словно можно взять и перечеркнуть все, что я из-за него перенес. Только благодаря их с дружками стараниям я и познакомился с Катастрофой, всю жизнь мне испоганившей...

- Мне никто не нужен, - рычу сквозь стиснутые зубы. - И никогда не был нужен... Я сам по себе, всегда так было, так и останется. Убирайся и передай это тем, за дверью. - И заключаю: - Юлиану Рупперту плевать на все человечество. Особенно на некоторых особенно злостных его представителей... И на тебя в том числе. Убирайся!

Алекс уходит, и я снова остаюсь один.

Один... сам себе хозяин и господин. Всегда так было... и впредь будет!

Никто мне не нужен. Никто...

Катастрофа еще несколько раз пытается прорваться в мою палату, но я ей не позволяю. Мне не нужна она... и ей не нужен слепой калека.

Всю эту неделю я тем себя и успокаиваю, что нашептываю это, подобно мантре...

Становится легче... Почти выходит дышать полной грудью. В остальном же... да ничего хорошего в остальном.

Приходится жить в полной темноте: поначалу позволять чужой, незнакомой мне женщине