Девушка из Золотого Рога

Неожиданная страсть Азиадэ заставила Хасу окончательно проснуться. Она смотрела на него с покорностью и восторгом. Тело ее стало вдруг жаждущим и соблазнительным. Хаса любовался ее светлой кожей, светлыми мягкими прядями, спадающими на лицо.

Она села на колени в кровати, прижалась головой к груди Хасы и застонала, медленно покачиваясь, и это было похоже на ночное урчание одинокого животного.

– Я люблю только тебя, Хаса, тебя одного, – сказала она.

Он бросил ее на белые простыни, все происходило будто в первый раз – эти серьезные, устремленные вверх глаза, мягкие губы. Хаса забыл про своих больных, свое врачебное общество, свою усталость. Он ощущал только влажность ее теплых губ, покорность ее тела.

Потом она сидела в постели, обвив руками его шею, молча уставившись перед собой, а по уголкам губ бродила еле заметная улыбка.

Она с нежностью посмотрела на него и спросила:

– Хаса, ты можешь выполнить мою просьбу?

– Да, Азиадэ.

– В столовой, в буфете, стоит бутылка коньяка. Я принесу ее тебе. Выпей немного коньяка, Хаса, а то ты заснешь, а я не хочу, чтобы ты заснул, я хочу видеть твои открытые глаза.

Она зашлепала босиком через комнату и вернулась с бутылкой и рюмкой в руках. Глаза ее блестели, щеки горели. В пижаме, с распущенными волосами, она была похожа на мальчишку, маленького пажа, который взволнованно несет свою первую службу.

– Выпей со мной, – сказал Хаса и протянул ей рюмку.

– Нет, мне не нужен коньяк, чтобы быть пьяной.

Азиадэ наполнила бокал, он осушил его маленькими глотками, и она долила еще.

– Ты склоняешь меня к греху, – смеялся Хаса. – Коран же запрещает пьянство.

– Там есть комментарий, – сказала она серьезно, – он принадлежит великому ученому шейху Исмаилу из Ардебиля и гласит, что иногда пить разрешается.

Хаса выпил. Азиадэ сидела на кровати, по-турецки поджав ноги, и смотрела на бутылку коньяка.

– Я уже окончательно проснулся, Азиадэ, но если ты прикажешь, выпью еще.

– Да, – сказала она и сложила руки на коленях. – Ты не должен никогда быть из-за меня несчастлив, Хаса. – Ее голос звучал почти умоляюще. – Я хочу всегда делать все, чтобы ты был счастлив.

Хаса удивленно смотрел на нее.

– Спасибо, – сказал он растроганно, – ты тоже должна быть счастлива. Тебе хорошо со мной?

– Мне хорошо с тобой. Но что такое счастье женщины? Женщина счастлива, когда видит улыбающиеся глаза своего мужа и знает, что она является причиной этой радости. Я буду всегда делать так, чтобы у тебя не было хлопот со мной. Я не Марион.

Теперь уже Хаса налил себе сам. Он встал с кровати и, улыбаясь, сел возле нее.

– Марион, – сказал он, – Марион – глупая гусыня. Когда-то я очень любил ее, но все это уже в прошлом. Я люблю тебя. Марион опускается на дно, и мне ее ничуть не жалко. Фриц, как и ожидалось, бросил ее, и она теперь совсем одна, несмотря на свою красоту. А у меня есть Азиадэ, и я счастлив.

– Так Аллах карает за прелюбодеяние. – Азиадэ улыбалась, ей и в самом деле было по душе, что Марион теперь одна. – Ты достаточно выпил, Хаса?

– Да.

– Тогда слушай. – Она склонила голову набок и невинным взглядом смотрела перед собой. – Мы уже достаточно долго женаты, Хаса. Мне уже настало время иметь детей.

– Ох, – произнес Хаса и покосился на бутылку коньяка, но Азиадэ молча отодвинула ее.

– Ребенка? – переспросил он и укрылся одеялом.

– Да, сначала одного, потом, Бог даст, еще одного и еще.

– Ты права, – сказал Хаса, – но знаешь ли ты, какую боль испытывают женщины при родах?

Азиадэ кивнула:

– Моя мать испытывала эту боль, моя бабушка тоже. Даже моя прабабушка. Это не может быть так страшно.

– Да, конечно.

Хаса и сам не знал причин своего панического страха перед отцовством. Он боялся детей, как когда-то боялся школы. Он хотел иметь детей, но только в далеком, неопределенном будущем.

– Дело в том, – сказал он смущенно, – что если я буду иметь детей, то должен быть уверен, что у них всегда все будет хорошо. Но в то же время я хочу, чтобы и тебе было хорошо, когда у нас будут дети. Из трех пациентов платит только один, из десяти операций восемь оплачиваются страховкой. После рождения первого ребенка нам придется отказаться от машины, после второго – от прислуги, после третьего – переехать в квартиру поменьше. Но я не хочу, чтобы мы испытывали в чем-то недостаток, в чем-то отказывали себе, поэтому давай подождем – совсем немного, до лучших времен, и тогда я обещаю тебе пятерых. – Он умолк и выглядел совершенно истощенным после столь длинной речи.

Азиадэ внимательно посмотрела на него:

– Я жила без прислуги и без машины и была вполне довольна. Ты не хочешь детей, потому что ты сам еще ребенок, и это главное. Подумай, Хаса, я с радостью готова для тебя на все. Но я не только твоя любовница… в первую очередь я – твоя жена.

Хаса постарался не расслышать последних слов.

– Когда у тебя не было прислуги и машины, ты еще не была моей женой. Теперь же я должен заботиться, чтобы у тебя все было.

– И все же, – сказала она, все еще сидя по-турецки, со сложенными на коленях руками, – все же я была тогда дочерью министра и невестой принца.