– Я думаю, Анна находится в неправильном месте, – говорит он. – Или, по крайней мере, в не совсем правильном.
– В смысле «не совсем»? По-твоему, ее место на той стороне, не важно, в аду или нет?
Гидеон растерянно мотает головой:
– Единственное, что нам известно о той стороне, это что мы ничего не знаем. Послушай. Анна открыла дверь на ту сторону и уволокла туда обеата. Куда? Ты сказал, что они вроде как заперты там, вместе. Что, если ты был прав? Что, если они действительно застряли там, как пробка в бутылочном горлышке?
– Что, если так? – шепчу я, хотя я-то знаю.
– Тогда, возможно, тебе надо обдумать, что бы ты выбрал, – отзывается Гидеон. – Если есть способ разделить их, потащишь ли ты ее обратно или отправишь дальше?
Отправить ее дальше? Куда? В какое-то другое темное место? Может, худшее? Ответов нет. Никто не знает. Это словно последняя строчка в плохом ужастике. Что сталось с парнем, у которого вместо руки крюк?
– Думаешь, она заслужила находиться там, где она сейчас? И я спрашиваю тебя. Не книжку, не философию, не орден.
– Я не знаю, почему она там оказалась, – говорит он. – Приговор ли это высшей силы или просто чувство вины, запертое в самом духе. Не нам решать, справедливо это или нет.
Господи, Гидеон. Я не о том спрашивал. Я почти готов сказать ему, что ожидал лучшего ответа, когда он продолжает:
– Но, судя по тому, что рассказал мне ты, эта девушка уже получила свою долю мучений. Если бы меня назначили ее судьей, я бы не мог обречь ее на большее.
– Спасибо тебе, Гидеон, – говорю я, и он оставляет прочее при себе.
Никто из нас не знает, что произойдет сегодня. Странное ощущение нереальности, переплетенное с отрицанием, словно этого никогда не случится, что оно так далеко, когда оставшееся время измеряется часами. Как так может быть, что через столь невеликий промежуток времени я увижу ее снова? Смогу прикоснуться к ней. Смогу вытащить ее из мрака.
Заткнись. Не усложняй.
Бок о бок мы входим в кухню. Кармель верна своему слову и разбила минимум одно блюдо. Киваю ей, и она вспыхивает. Она знает, что это мелочность, что ордену абсолютно без разницы, перебей она хоть двенадцать полных сервизов. Но эти люди вызывают у нее ощущение бессилия.
Пока мы едим, просто удивительно, сколько всего мы ухитряемся отложить на потом. Гидеон взбивает некоторое количество голландского соуса и организует несколько отличных сэндвичей с яйцом под оным соусом и кучу сосисок в придачу. Джестин обжаривает с медом и сахаром шесть самых больших и самых красных грейпфрутов, какие мне доводилось видеть.
– Нам нужно во все глаза следить за орденом, – говорит Томас между глотками. – Я не доверяю им ни на йоту. Мы с Кармель можем держать руку на пульсе, пока помогаем готовить ритуал.
– И дедушке не забудь позвонить, – вставляет Гидеон, и Томас удивленно смотрит на него:
– Вы знаете моего дедушку?
– Только по отзывам, – отвечает Гидеон.
– Он уже в курсе, – опускает глаза Томас. – У него вся вуду-сеть на низком старте будет. Они прикроют нам спины со своей стороны глобуса.
Вся вуду-сеть. Тихо жую свою порцию. Как бы славно было иметь Морврана на своей стороне. Все равно что прятать в рукаве ураган.
Соглашаясь с бунтом Кармель, мы оставляем в кухне полный разгром. После того как мы привели себя в порядок, Гидеон забирает Томаса и Кармель на встречу с членами ордена, а мы с Джестин решаем прогуляться по территории, поразнюхать или просто убить время.
– Скоро за одним из нас придут, – говорю я, пока мы бредем вдоль линии деревьев, прислушиваясь к журчащему шепоту ручейка неподалеку.
– Зачем?
– Ну, чтобы проинструктировать по поводу ритуала, – отвечаю я, а она мотает головой:
– Не ожидай слишком многого, Кас. Ты всего лишь инструмент, забыл?
Она отламывает сучок с низко висящей ветки и тычет меня им в грудь.
– То есть они просто пропихнут нас туда вслепую и будут надеяться, что мы сумеем удачно сымпровизировать? – Пожимаю плечами. – Не знаю, то ли глупо, то ли реально лестно.
Джестин улыбается и останавливается:
– Боишься?
– Тебя? – уточняю я, и она улыбается.
В нас обоих бурлит преждевременный адреналин, в мышцах ощущается пружинистое напряжение, у меня по капиллярам снуют мелкие серебристые рыбки. Когда она замахивается своей палкой мне в голову, я вижу ее за милю и ставлю ей подножку. Отвечает она острым локтем по башке и смехом, но движения ее серьезны. Она умела и стремительна – отличная подготовка. У нее есть контрприемы, которых я раньше не видел, и когда она пробивает мне в живот, я морщусь, хотя она и придерживает удары. Но все же я отбиваю в ответ и блокирую больше, чем пропускаю. Атам по-прежнему у меня в кармане. Это даже не половина того, на что я способен. Без него, однако, мы почти равны. Когда останавливаемся, пульс у нас частит, а адреналиновый дергун ушел. Хорошо. Раздражает, когда его некуда девать, как при пробуждении от кошмара.
– А ты не особенно паришься насчет ударить девочку, – замечает она.