Девушка из кошмаров

— Они, — сочувственно отвечает тот, — члены Ордера Черного Кинжала.

— Те, кто создали атаме, — говорю я.

Гидеон возвращает очки на место и устало топает сесть за стол.

— Да, — говорит он. — Создатели атаме.

Так я и думал, но все равно не верится.

— Почему не рассказал мне? — спрашиваю я. — И молчал все эти годы?

— Твой отец запретил. Перед твоим рождением он порвал с Орденом. Тогда у него появилась совесть. Он стал сам решать, каких призраков следует уничтожить, а каких — отпускать.

Пыл резко охватывает голос Гидеона, а затем все становится прежним, и теперь он выглядит немного побитым.

— Братство Черного Кинжала считает, что атаме создан для чистых помыслов. Он не инструмент, который должен быть в руках по чужой воле. В их глазах ты и твой отец разрушили его.

Мой отец? Это же чертовски смешно. Я всю свою жизнь посвятил атаме и его цели. Это стоило моему отцу жизни. На этот раз эта проклятая штука послужит моим целям. Я, нет, мы все в долгу.

— Тесей, я вижу тебя насквозь. Возможно, не так хорошо, как твой медиум, находящийся сейчас наверху, но это определенно так. Я не пытаюсь вас к чему-либо склонить. Ничто из этого мне не по силам. Орден создал атаме, чтобы отправлять призраков в иной мир, и теперь ты хочешь им воспользоваться, чтобы вытащить оттуда мертвую девушку. Даже если бы и существовал такой способ, они скорее уничтожат нож, чем позволят этому случиться.

— Я должен это сделать. Я не могу оставить ее там страдать, не испробовав другие варианты, — я тяжело глотаю и готовлюсь стойко отстаивать свою позицию. — Я люблю ее.

— Но она мертва.

— В отличие от других, для меня это не имеет значения.

Меня беспокоит, как на его лице застывает пустой взгляд. Сейчас он похож на того, кто способен напугать даже команду по расстрелу.

— С последней нашей встречи ты был таким юным, — говорит он. — Единственное, что было тогда у тебя на уме, позволит ли твоя мать съесть два куска яблочного пирога или нет, — его глаза перемещаются к углу, где находилась лестница на колесиках. Он вспоминает, как, стоя там, я смеялся, пока он толкал ее вдоль полок.

— Гидеон. Я больше не ребенок. Относись ко мне так же, как и к моему отцу, — я не то хотел сказать, но он уже щурится так, словно я залепил ему пощечину.

— Я не могу сейчас этого сделать, — отвечает он больше себе, чем мне.

Он пренебрежительно взмахивает рукой, и часть меня, которая замечает как он, ссутулившись, опускается в кресло, желает оставить его в покое. Но крик Анны навсегда останется в моих ушах.

— У меня нет сейчас времени на споры с тобою, — заявляю я, но он закрывает глаза. — Она ждет меня.

— Тесей, она в аду. Долгое иль короткое время для нее не имеет значения. Ее постоянные спутники — боль и страх, и не важно, сколько времени ты проведешь с ней, в итоге осознаешь, что все было бессмысленным.

— Гидеон…

— Оставь меня в покое, — говорит он. — Все, что я должен был сказать, является по сути несущественным. Не понимаешь? Я не посылал тебе то фото. Это сделал Орден. Он желает, чтобы ты находился здесь.

Глава 17

За мной медленно закрываются раздвижные двери. Я удивился, так как хотел хлопнуть ими, но они, смыкаясь, загрохотали по своим рельсам. Гидеон до сих пор находится в рабочем кабинете, размышляя о чем-то в полной тишине или, возможно, даже дрыхнет, и в моей голове звучит его голос, уверяющий, что не нужно истерить.

— Как все прошло? — спрашивает Томас, высовываясь из кухни.

— Он спит, — отвечаю я. — И о чем это может говорить?

Войдя на кухню, я обнаруживаю Томаса и Джестин, сидящих вместе за столом и делящихся гранатом.

— Кас, он стар, — говорит она. — С твоего последнего визита сюда он уже был немолодым. Нет ничего необычного в том, чтобы немного вздремнуть, — она выдавливает сердцевину багряного плода и тщательно пережевывает зерна.

По правую сторону от меня Томас грызет его с хрустом, а зернышки сплевывает в кружку.

— Мы не для того пересекли океан, чтобы торчать здесь без дела и кататься на «Лондонском глазе»[39], - рявкает он.

Сначала мне кажется, он говорит так для моего же блага, но я ошибаюсь. Он выглядит раздраженным и угрюмым, а его мокрые после душа волосы делают его почти похожим на промокшего насквозь котенка.

— Эй, — говорю я. — Не огрызайся на Джестин. Она в этом не виновата.

Томас кривит губами, а Джестин улыбается.

— Вам двоим нужно отвлечься, — говорит она, поднимаясь из-за стола. — Пойдемте. Когда мы вернемся, Гидеон уже проснется.

* * *