— Ты должен сыграть, чтобы стало все более понятным, — говорит она. — Должен разговаривать на языке ее проклятия. Так же, как мы, финны, всегда разговариваем с мертвыми. С помощью саамского бубна [24]. Твой дед знает, где взять один такой.
— Ты поможешь нам? — спрашиваю я. — Полагаю, для этого нам потребуется помощь финской ведьмы.
— Томаса будет достаточно — отвечает она, но он не выглядит таким уж уверенным.
— Я никогда раньше не пользовался им, — отвечает он. — Даже не знаю, с чего начинать. Было бы лучше, если бы ты помогла нам. Пожалуйста?
Когда Рикка трясет головой, на ее лице проносится тень сожаления. Она больше не смотрит ему в глаза, дыхание становится тяжелее, напряженнее. Нам следует уйти отсюда. Должно быть, все эти вопросы напрягают ее. Собственно говоря, она ответила нам на вопросы и посоветовала с чего начать. Я откидываюсь назад от стола и замечаю, как в комнате что-то определенно проносится; в тот момент я понимаю, насколько холодны мои пальцы и щеки.
Томас тихо, невнятно сыпет причинами, почему это должен быть не он, кто сможет провести ритуал и как он узнает, что делать с саамским бубном, если он ударит им по лицу и что он, в итоге, закончит свой спиритический сеанс с призраком Элвиса. Но Рикка продолжает трясти головой.
Становится холоднее. Или здесь уже было холодно, когда мы пришли. В таком старом месте, должно быть, нет хорошей системы центрального отопления. Или чтобы сэкономить деньги, она его просто отключает.
Наконец, я слышу вздох Рикки. Он не кажется раздраженным. Скорее, в голосе слышится грусть и решительность.
— Иди и возьми мой бубен, — шепчет она. — Он в моей комнате. Висит на стене к северу, — она кивает в сторону небольшого коридора.
Я вижу часть чего-то напоминающего ванную. Должно быть, спальня расположена чуть дальше. Что-то здесь не так, и все из-за того, как она смотрит на атаме.
— Спасибо, тетушка Рикка, — Томас усмехается и встает из-за стола, чтобы отправится за бубном.
Когда я замечаю ее обиженное выражение лица, то вдруг понимаю, в чем тут дело.
— Томас, не надо, — говорю я, отстраняясь от стола, но слишком поздно. Когда я добираюсь до спальни, он уже там, стоит наполовину замершим у стены в северном направлении. Бубен висит там, где и сказала Рикка, он выглядит продолговатой формы, шириной в фут и в два раза длиннее, чем туго натянутая звериная шкура. Глядя прямо на него, Рикка неподвижно сидит в своем деревянном кресле-качалке, ее кожа выглядит серой и жесткой, глаза — впалыми, а зубы выступают через слоеные губы. Она была мертва, по крайней мере, уж год точно.
— Томас, — шепчу я и тянусь ухватить его за руку. Он с криком отбрыкивается и несется стрелой прочь. Я матерюсь себе под нос, хватая бубен со стены, а затем иду за ним. Покидая дом, только теперь я заметил, как он изменился: он был весь покрыт пылью и пятнами грязи, угол дивана погрызли грызуны. Паутина не только завладела углами дома, она также свешивается с осветительной арматуры. Томас продолжает идти, пока не оказывается снаружи, во дворе. Он обхватывает голову руками.
— Эй, — мягко говорю я.
Понятия не имею, что мне еще сказать или сделать. Он поднимает руку в оборонительном жесте, поэтому я отступаю. Он прерывисто дышит, хватая ртом воздух. Кажется, он плачет, но кто винит его за это? Это нормально, что он не хочет сейчас меня видеть. Я оглядываюсь, чтоб посмотреть на дом. Его окружают редкие деревья, а в цветнике теперь ничего нет кроме утрамбованной грязи. Белила на наружной обшивке выглядят такими тусклыми, словно их в спешке смыли акварелью, обнажая вырисовывающиеся черные доски.
— Извини, старина, — говорю я. — Я должен был догадаться. Там были подсказки.
Там были знаки. Я просто не обратил на них внимания или просто истолковал неправильно.
— Все в порядке, — отвечает он, вытирая лицо рукавом. — Рикка никогда бы мне не навредила. Никому. Я просто удивлен, вот и все. Не могу поверить, что Морфан умолчал о ее смерти.
— Может, он тоже не знал об этом.
— Ох, он знал, — отвечает Томас, кивая. Он шмыгает носом и улыбается мне. Его глаза немного покраснели, но теперь с ними все в порядке. Парень быстро оправился от горя. Он направляется назад к Темпо, и я следую за ним.
— Он определенно знал, — громко продолжает Томас. — Знал, но все равно отправил меня сюда. Я убью его! Я точно это сделаю!
— Полегче, — говорю я, когда мы уже сидим в машине, но Томас все еще продолжает бурчать о скорой кончине Морфана.
— По-другому никак. Не врубаешься, Кас? — он смотрит на меня с отвращением. — Я съел то гребаное имбирное печенье.
Глава 9
Томас высаживает меня у подъездной дорожки, все еще жалуясь на Морфана, Рикку и имбирное печенье. Я рад, что не засвидетельствовал ту стычку. Лично я считаю поедание печенья не такой уж большой проблемой по сравнению с той, где Морфан, не сознавая, посылает своего внука посетить мертвого члена семьи, но, эй, у каждого есть свои больные мозоли. Видимо, у Томаса — это закуска мертвых.