Девушка из Дании

Лили перебирала вешалки с нарядами на стойке мадам Ле Бон, когда вдруг заметила молодого человека, обладателя высокого лба, разглядывавшего книжки с картинками на соседнем прилавке. Через руку у него было перекинуто легкое пальто, у ног стоял парусиновый чемоданчик. Поза молодого человека казалась странной, как будто он перенес свой вес на одну ногу. Книги, судя по всему, интересовали его не слишком – он листал страницы, поглядывая на Лили. Их взгляды встретились дважды; во второй раз он послал ей улыбку.

Лили отвернулась и приложила к поясу клетчатую юбку.

– Очень хорошо, – оценила мадам Ле Бон, сидя на своем стуле. Из бельевой веревки и простыней она соорудила небольшую примерочную. – Примерьте, – сказала она, услужливо откинув простынь.

Солнце ярко светило сквозь простыни. Юбка пришлась Лили впору. За импровизированной стенкой примерочной незнакомый мужской голос интересовался у мадам Ле Бон, не продает ли она и мужскую одежду.

– Боюсь, для вас ничего не найдется, – ответила та. – Только для вашей жены.

Незнакомец засмеялся, потом Лили услышала стук передвигаемых вдоль стойки вешалок.

Когда она вышла из примерочной, молодой человек разворачивал и сворачивал вязаные жакеты, выложенные на прилавке, поглаживал жемчужные пуговицы и проверял, не обтрепались ли манжеты.

– Хороший товар, – заметил он, улыбнувшись сперва мадам Ле Бон, затем Лили.

У него были большие голубые глаза, на впалых щеках виднелись редкие оспинки. Он был рослым, и ветерок доносил до ноздрей Лили запах его лосьона после бритья. Закрыв глаза, Лили легко представляла, как он наливает желтоватый лосьон в сложенную чашечкой ладонь и похлопывающими движениями наносит на шею. Она словно бы его уже знала.

Мадам Ле Бон внесла в свой гроссбух запись о продаже юбки. Незнакомец отложил жакет в сторону и, чуть прихрамывая, направился к Лили.

– Прошу прощения, – неуклюже произнес он на французском. – Мадемуазель… – Он подошел ближе. – Я заметил, что…

Однако Лили не хотела заводить с ним разговор – пока не хотела. Она забрала тканевый мешок с юбкой, поспешно поблагодарила мадам Ле Бон, обогнула примерочную и скользнула в следующую палатку, где лысый старик продавал разбитых фарфоровых кукол.

К тому времени, как она добралась домой, Грета уже встала и возила по полу мокрой тряпкой. Этим утром к ним в гости с летним визитом должен был приехать Карлайл. Квартира давно просила уборки: в углах перекатывались пушистые комки пыли. Нанять служанку Грета отказывалась.

«Не нужна мне горничная, – говорила она, гоняя пыль перчатками. – Я не из тех женщин, что держат прислугу».

По правде сказать, именно к таким женщинам она и относилась.

– Карлайл будет здесь через час, – сообщила Грета. Шерстяное коричневое платье красиво подчеркивало ее формы. – Ты собираешься оставаться в образе Лили?

– Ну да.

– По-моему, не стоит ему с порога знакомиться с Лили. Во всяком случае, до встречи с Эйнаром.

Эйнар понимал, что Грета права, и все же какой-то частью души желал, чтобы Лили вышла к Карлайлу первой, как если бы она была его, Эйнара, лучшей половиной. Он повесил клетчатую юбку в шкаф и разделся до шелковых облегающих трусов. Серо-бежевый шелк был мягким и едва слышно шуршал при ходьбе. Эйнар не хотел менять это белье на кусачие шерстяные кальсоны и майку – в них тело просто сгорало от жары, особенно в теплую погоду. Он не хотел полностью прятать Лили, заталкивать подальше в шкаф. Закрывая глаза, Эйнар видел только Лили; мысленно представить себя самого не выходило.

Он надел брюки и вышел из квартиры.

– Ты куда? – крикнула Грета ему вслед. – Карлайл приедет с минуты на минуту.

Безоблачное небо сияло синевой. Здания отбрасывали на тротуар длинные прохладные тени. В сточных канавах гнили отходы. Эйнару было одиноко. Найдется ли в мире хоть один человек, который узнает меня по-настоящему? – думал он. На улице поднялся ветер; казалось, он насквозь продувал грудь Эйнара.

Эйнар шел по короткой улочке, расположенной к северу от Центрального рынка. На ней не было почти никого, за исключением хозяина табачной лавки, который стоял, прислонившись к дверному косяку, полной женщины, ожидающей автобуса, и торопливо шагавшего мужчины в тесноватом костюме и низко надвинутом котелке.

В подъезде дома номер двадцать два, на лестнице, ведущей к двери мадам Жасмин-Карто, валялся залитый вином шарф.