Девушка из Дании

Затем, однако, установка набрала обороты, жужжание стало на октаву выше. Облезлый зеленый корпус завибрировал сильнее – звук был такой, словно кто-то тряс металлический противень. Эйнар прислушался к себе: он вроде бы что-то ощущал, а вроде бы и нет. Он представил, как в животе у него копошатся светляки с болота в Синем Зубе, и опять до конца не понял, действительно ли испытывает теплое, щекочущее чувство, или ему это только мерещится. Эйнар приподнялся на локтях, силясь что-то рассмотреть, однако в сером сумраке комнаты живот выглядел как обычно.

– Не шевелитесь, – проговорил доктор Хекслер в трубку. – Пожалуйста, лягте обратно.

По-прежнему ничего не происходило – во всяком случае, так Эйнару казалось. Аппарат жужжал; внутри у Эйнара разлилась пустота. Он не мог понять, ощущает что-нибудь или нет. Затем его словно бы обожгло, он вновь пригляделся и вновь не увидел ничего особенного.

– Господин Вегенер, лежите спокойно, – загремел голос доктора Хекслера. – Это серьезная процедура.

Эйнар не знал, как долго работал аппарат. Сколько прошло времени – две минуты или двадцать? Скоро ли это закончится? Свет в помещении еще больше померк, стало почти совсем темно. Внутри серой линзы вспыхнул и разбежался по кругу желтый свет. Эйнара охватила скука, а за ней неожиданная сонливость. Он закрыл глаза; тело вдруг начало тяжелеть. Он хотел было еще раз взглянуть на живот, но руки не слушались. Почему он так сильно устал? Собственная голова на шее казалась ему чугунным ядром. К горлу подступил выпитый утром кофе.

– Постарайтесь уснуть, господин Вегенер, – сказал Хекслер.

Установка загудела еще громче, на живот Эйнара как будто бы легла горячая ладонь. И тогда он понял: что-то не так. Открыв глаза, он успел заметить чей-то лоб, прижатый к темному окошку. Следом там же появился второй расплющенный лоб. Если бы Грета была рядом, сонно подумал Эйнар, она бы отвязала его и увезла домой. Она бы пинала этот зеленый агрегат, пока он бы не заглох. Помещение сотряс оглушительный грохот вибрирующего металла, но Эйнар не мог открыть глаза и посмотреть, что случилось. Будь Грета здесь, она бы велела Хекслеру отключить его адскую машину. Будь Грета здесь… Эйнар не додумал эту мысль до конца, потому что уже погрузился в сон – нет, глубже: в бездну.

Глава двенадцатая

Пока рентгеновский аппарат доктора Хекслера ревел и сотрясался, Грета прижимала лоб к черному стеклу. Возможно, она совершила ошибку; возможно, не надо было отправлять мужа ни к каким докторам. Пожалуй, ей следовало внять его протестам.

По другую сторону окна, привязанный ремнями, на каталке лежал Эйнар. За стеклом, с закрытыми глазами и жемчужно-серой кожей, он выглядел очень красивым. Небольшой нос холмиком выделялся на лице.

– Вы уверены, что ему не больно? – Грета посмотрела на доктора.

– В общем, да, – ответил тот.

Грета боялась, что теряет мужа. Порой ее беспокоило, что Эйнар не проявлял ни капли ревности, если незнакомец на улице задерживал взгляд на ее бюсте. Он обратил на это внимание один-единственный раз, когда был переодет в Лили, и то лишь вздохнул: «Счастливица…»

На прошлой неделе в разговоре с Гретой доктор Хекслер предположил наличие опухоли в тазовой полости Эйнара – причины и бесплодия, и слабо выраженной маскулинности. «Лично я с подобным не сталкивался, однако в литературе описаны такие случаи. Опухоль может никак себя не проявлять, за исключением странностей в поведении». Грете отчасти хотелось верить в эту теорию – в то, что небольшой серпообразный скальпель иссечет эту опухоль, ярко-оранжевую и плотную, как хурма, и Эйнар вернется к нормальной семейной жизни.

За темным окном послышался скрежет металла, однако доктор Хекслер сказал:

– Все в порядке.

Эйнар извивался на каталке, ремни впивались ему в кожу. Они так сильно натянулись, что Грете стало страшно: сейчас ремни лопнут, и тело Эйнара слетит с каталки.

– Долго еще? – спросила она у Хекслера. – Все точно работает как положено?

Она теребила кончики волос, думая о том, до чего они жесткие, и одновременно сознавая, что если с Эйнаром случится что-то плохое, то она окажется в полной растерянности.

– Рентгеновский снимок делается не быстро, – сказал Владемар.

– Ему больно? – продолжала беспокоиться Грета. – Мне кажется, он страдает.

– Процедура практически безболезненная, – сказал доктор Хекслер. – На коже может появиться слабый ожог или изъязвление, но и только.

– Его будет немного подташнивать, – прибавил Владемар.

– Это для его же пользы, – заявил доктор.

Лицо Хекслера выражало спокойствие, короткие черные ресницы обрамляли глаза. В начале каждого предложения он слегка заикался, однако голос звучал уверенно и веско. Как-никак, в клинике доктора Хекслера лечились первые богачи Дании, чьи рыхлые животы нависали над ремнями и которые в своем стремлении произвести как можно больше резиновых сапог, минеральных красителей, суперфосфатов и портланд-цемента полностью утрачивали контроль над тем, что находилось ниже ремня.