Обустроить Сару и ее детей в Уаппу оказалось нелегкой задачей. Она держалась зло и угрюмо, порождая смятение и пересуды среди себе подобных. Может, в этом-то и была проблема: Сара не считала их себе подобными и относилась к ним скорее как к нижестоящим.
Когда я обращалась к ней с каким-нибудь простым вопросом, ее глаза цвета темного топаза смотрели на меня враждебно и с вызовом. «Ты можешь распознать индигоносное растение?» «Знаешь, когда цветет индигофера?» «Умеешь определять по листьям, когда нужно собирать сырье для красителя?» Все мои вопросы тонули в ее молчании.
Она ждала, что за такое поведение ее накажут, я думаю, и нарочно испытывала мое терпение. Но я хоть и злилась все больше после каждой встречи с ней, лишь отчаяннее молила Господа ниспослать мне смирение, доброту и выдержку. Я твердо решила переупрямить Сару и завоевать ее преданность.
Теперь, когда к нам со дня на день должен был прибыть консультант, знания Сары об индиго могли и не понадобиться, однако я считала, что никакие знания лишними не бывают.
Честно признаться, я восхищалась ее мужеством. Более того – я восхищалась ее упрямством. Она вела себя так, что мне оставалось только завидовать. Сара была рабыней, но казалось, дух ее не покорился такому положению дел, и она каким-то странным образом сохранила силу и власть над обстоятельствами. Я начинала понимать, что именно в ней приводит Старрата в ярость и вызывает желание подчинить ее, сломить сопротивление.
Сара не могла смириться с переездом, зато Лиль-Гулла быстро освоился, сразу облюбовал конюшню и следовал теперь за Индейцем Питером, как тень, весь день помогая ему с уходом за лошадьми. Через пару недель он даже перестал ночевать в хижине с матерью – засыпал и просыпался на конюшне.
Дочка Сары, крохотная Эбба, проводила дни на кухне с двумя девочками Мэри-Энн, но была слишком мала, чтобы делать что-то полезное, и просто путалась у всех под ногами. Поначалу она все время цеплялась ручонками за юбку Мэри-Энн, которая от этого еще пуще принималась ворчать, а потом Сара соорудила что-то вроде мешка из холстяной ткани, и теперь Эбба сидела, как в коконе, у нее за спиной. Малышка прижималась щекой к материнскому плечу и затихала, поглядывая вокруг, пока Сара подметала или выполняла другие поручения Мэри-Энн. Равномерные движения матери укачивали ее, глазки мало-помалу закрывались, и она засыпала.
С каждым днем индигофера подрастала, листочки принимали идеальную форму, их светло-зеленый цвет густел, обретал глубину, и однажды мне показалось, что я вижу в нем синеватый оттенок. Даже не верилось, что эта полоска земли, покрытая беспорядочными зарослями кустарника, таит в себе столько обещаний. Индигофера – всего лишь сорняк, не более того. Она из тех растений, что вырывают с корнем и выбрасывают за ограду, из тех, что сами пробиваются на обочинах наезженных дорог, по которым из города и в город вечно снуют люди, вытесняя оставшиеся островки дикой природы все дальше к побережью.
Летний зной перешел во влажную осеннюю жару. Дожди запаздывали, вечера сделались душными и волглыми, совсем невыносимыми даже по сравнению с привычными летними вечерами в Южной Каролине. Каждый день я смотрела на запад и видела небо, набухшее сизыми тучами, но они никогда не подплывали достаточно близко, чтобы избавить нас от жары.
Памятуя о заморозках, погубивших мои первые посевы, и о словах Джорджа, который жаловался в письмах на лондонские холода – там, дескать, даже выпал снег в мае, – я подумала, что по законам высшей справедливости лето у нас, конечно же, должно затянуться и отобрать время у осени, поджаривая нас неумолимо на медленном огне. И сказала себе: ну и пусть, лишь бы индигофера продолжала расти.
А однажды я вдруг поняла, что мы можем упустить свой шанс – растение отцветет и даст семена, прежде чем мы соберем сырье для производства красителя.
Я спешно послала за Сарой, попросив Эсси привести ее в отцовский кабинет, сама тоже направилась туда и стояла у окна в ожидании, то и дело вытирая взмокшие от волнения ладони о юбку. И наконец спиной почувствовала чье-то молчаливое присутствие в помещении.
Я обернулась и в очередной раз испытала потрясение при виде Сары.
На гордую осанку я и раньше обращала внимание, но теперь отметила ее гладкую коричневую кожу, совершенную симметрию черт лица и яркие глаза – они были светлее, чем у других негров, и сверкали от целого букета эмоций. Забавно… Я никогда не смотрела на африканцев, оценивая, привлекательны они или нет. Но тут я вдруг поняла, что эта женщина необычайно красива, и это меня смутило.
Сара безмолвно взирала на меня.
Я тоже не отводила взгляд.
– Сара, – наконец произнесла я. – Знаю, у тебя нет причин доверять мне. Но я забрала тебя из Уаккамо, потому что…
Сара сплюнула на пол.
Я вздрогнула, ошеломленная. И велела себе немедленно обуздать эмоции, потому что вспомнила, как Чарльз говорил, что я не умею скрывать свои мысли и чувства – мол, у меня все на лбу написано.