Девушка индиго

Мы остановились у причала и принялись ждать. От хижин рабов к нам приближались Сара, Квош и Лиль-Гулла, который вел за руку круглолицую девочку лет двух-трех от силы. Сара несла на голове сверток – все их вещи. У меня сжалось сердце.

– Как вы думаете, почему она так рассердилась, когда у нее появилась возможность вырваться отсюда? – тихо спросила я.

– А кто теперь станет присматривать за ее детьми, пока она будет работать? – вопросом на вопрос ответил Чарльз.

Я мгновенно осознала серьезные последствия своего решения, которое казалось мне таким простым. У рабов был свой уклад жизни и своя иерархия, я удалила один элемент из этой сложной системы, и теперь брешь нужно было чем-то заполнить. Вернее, кем-то.

– Кроме того… – начал было Чарльз и замолчал.

– Что?

– Не стоит об этом.

– Не стоит обсуждать это в такой невинной компании? – уточнила я и повернулась лицом к нему. – Вы подумали, кто же будет удовлетворять… потребности Старрата… теперь, когда Сара для него недоступна?

Чарльз вспыхнул, и у меня тоже запылали щеки.

– Простите, – пробормотала я и отвернулась, устыженная тем, что осмелилась произнести это вслух.

– А ваш отец действительно распорядился поставить на экспорт столько риса? – спросил Чарльз, откашлявшись.

– Нет, конечно. Вы поймали меня на лжи. – Я печально улыбнулась, мысленно поблагодарив его за смену темы.

– Я так и знал, – хмыкнул он. – Говорю вам, у вас все мысли на лбу написаны. Никудышная из вас лгунья.

– Что ж, ничего не поделаешь. На сей раз обман мне удался.

Чарльз кивнул:

– На сей раз – да.

Я проснулась до рассвета, как обычно. Но вместо того чтобы, как у меня вошло в привычку, мысленно пробежаться по списку назначенных на этот день дел, некоторое время лежала в холоде и темноте, обездвиженная страхом. Я взмокла от ледяного пота. Страх давил на грудь таким тяжелым гнетом, что почти невозможно было дышать.

Что я наделала? Нужно было просто-напросто выполнять указания отца. Только это, ничего больше. Выполнять и ждать. Необходимо было продержаться всего пару лет. В конце концов, что худого в том, чтобы выйти замуж за какого-нибудь престарелого ворчуна, заниматься домом, распоряжаться хозяйственными делами? Музицировать. Проводить дни за чтением. Ах, как же я люблю читать! И вышивать. Тоже чудесный способ занимать время. Убивать время! Устраивать званые вечера, ездить в гости, заводить новых друзей и снова убивать время болтовней о… Собственно, о чем?

Страх превратился в панику. Если мне уготовано столь удручающее будущее, значит, надо сделать все, чтобы его предотвратить уже сейчас. Но даже если я превращу владения Лукасов в самые плодородные и процветающие земли во всем христианском мире, это ничего не изменит.

Я откинула одеяла и попыталась избавиться от паники – представила себе, как она отделяется от меня, тяжело падает на пол с чавкающим звуком, извивается там в поисках новой жертвы и, не найдя источника жизненной силы, рассыпается в прах.

Я в каком-то бессознательном порыве прижала ладони к груди, затем развязала тесемки на вороте ночной сорочки и обнажила в тусклом утреннем свете два скромных девичьих холмика. Эти два проклятия определили мою судьбу, они диктовали мне, как я должна думать и как себя вести. Я глубоко вздохнула. Однако, будь я мальчиком, сейчас жила бы вдали от дома, как мои братья, и готовилась стать солдатом, как мой отец. Родись я мальчиком, меня бы здесь не было. Мне бы не поручили управлять делами плантаций.

Быть женщиной – моя доля. И мое отличие.

Я потянулась к шнурку колокольчика, коротко дернула за него, потом протерла тело мокрым полотенцем, смочив его холодной водой из тазика, села неодетая на край кровати и принялась ждать Эсси. За окном было почти светло, и я думала, уже занимается заря, но оказалось, что это полная луна, низко висящая в небе, заливает землю ярким белесым светом. Луна меня обманула, заставив проснуться раньше времени.

Когда стало ясно, что Эсси встанет только через час, если не позже, я сама достала из гардероба свежую сорочку, затем заплела косу и туго скрутила ее в узел на затылке. Платье мое проветривалось на вешалке у стены. Я кое-как справилась со шнуровкой корсета, надела сверху льняное платье сизого цвета и завязала тесемки на юбках.

Теперь можно было сесть за письмо к отцу.

Дорогой сэр,

мне известно о вашей готовности доблестно сражаться во имя любви, каковую вы питаете к отечеству в большей степени, нежели к кому-либо другому…

Я отложила перо и закусила губу. Да, я была расстроена, но сказала себе: это не повод срывать злость на отце, он сделал то, что почитал своим долгом. И нельзя забывать: любое мое слово, адресованное ему, может оказаться последним из того, что он прочтет, ибо идет война. Надобно держать свои чувства в узде.