Девственница (ЛП)

Кингсли почувствовал что-то в груди, что-то похожее на яичную скорлупу. Он чувствовал это в том месте, где должно было быть его сердце.

- Представь, - прошептала Джульетта. - Представь, как страшно сознавать, что ты можешь сокрушить свое собственное творение, просто полюбив его.

- Могу представить.

- Полагаю, это цена, которую мы платим, - сказала она, глядя на горизонт.

- Расплата за что?

- За то, что любим и любимы кем-то столь могущественным.

Кингсли кивнул. Бог был так велик, а они так малы - стоит ли удивляться, что так много Его детей было раздавлено? И все же жить в мире без Божьей силы - все равно что жить в мире без океанов.

- Как ты нашла меня здесь? - спросил Кингсли.

- Я хороша в поисках людей. Я нашла твою хижину, а когда тебя там не оказалось, пошла по твоим следам. Ты часто здесь гуляешь?

- Каждый вечер.

- Можно тебя кое о чем спросить? - Джульетта сделала небольшой шаг к нему.

- Спрашивай.

- Почему ты здесь? На Гаити, я имею в виду?

- Случилось кое-что ужасное, - ответил Кингсли, стараясь говорить, как можно более неопределенно. То, что произошло между ним и Элли, касалось только его и Элли. Не Сорена. Особенно Сорена. - Я справился не так хорошо, как должен был, и кто-то важный для меня пострадал в процессе. Если бы я остался, то сделал бы ей только хуже. А хуже уже некуда.

- Elle est partie, - сказала Джульетта. Кингсли ошеломленно посмотрел на нее.

- Откуда ты знаешь ее имя?

- Ее имя? Ты разговариваешь во сне. Я слышала, как ты сказал: «Она ушла».

На французском «она ушла» было «Elle est partie». Он говорил об Элли во сне. Она ушла. Элли ушла. Одно и то же.

- Ее зовут Элли, - сказал Кингсли. - Элеонор.

- Понятно. Ты был влюблен в нее, в Элли?

- Нет. У нас все было иначе. Любовь, но не влюбленность. Друзья, но не друзья. Я не могу объяснить.

- Любовь, но не влюбленность. Семья?

Кингсли улыбнулся.

- Мы были любовниками.

- Я знаю супружеские пары, которые не любят друг друга. Но они семья.

- Семья, - повторил Кингсли, думая о ней, о себе, о Сорене и о том, кем они были друг для друга. Будут ли они когда-нибудь снова так близки? - Возможно, она была членом семьи. В мире есть два человека, которые знают все мои секреты. И она была одной из них, - горло Кингсли болезненно сжалось. - Я подвел ее, когда она нуждалась во мне больше всего. Но она ушла, и я даже не могу сказать ей, как мне жаль.

- Могу я сказать тебе, как мне жаль? - спросила Джульетта.

- За что?

- Я не спала бы с тобой, если бы одна ночь была всем, что я могла тебе дать. Я не должна была втягивать тебя в ту неразбериху, в которую превратилась моя жизнь.

- Мы едва знаем друг друга. Ты не должна извиняться или объясняться.

- Должна. Провести ночь с тобой... было эгоистично с моей стороны.

- Ты ведь не слишком часто бываешь эгоисткой, не так ли?

Она подняла руки на этот вопрос. Или же сдавалась.

- Я не могу позволить себе роскошь быть эгоисткой.

- Почему нет? - спросил Кингсли.

- Потому что я принадлежу другому.

- Я знаю многих мужчин и женщин, которые кому-то принадлежат. Они вполне способны быть эгоистичными. Некоторые из них превратили эгоизм в настоящее искусство.

- Я принадлежу не так, как они.

- Как же тогда ты принадлежишь? Есть еще какой-то способ? - спросил он.

- Люди, которых ты знаешь, принадлежат по собственному выбору? Потому что они сами этого хотят?

- Да, именно так.

- А я, нет.

Кингсли наконец повернулся к ней.

- Что ты имеешь в виду? Рабство на Гаити было отменено двести лет назад.

- Не будь наивным, - ответила Джульетта с улыбкой. Кингсли был уверен, что это был первый раз, когда кто-то обвинил его в наивности. - Пока есть мужчины с деньгами и властью, а женщины без них, в этом мире будет рабство.

- Но сейчас ты здесь, со мной. На этом пляже. Ты можешь уйти от него. Я могу увезти тебя на Манхэттен сегодня же.

Она покачала головой.

- Нет, не можешь.

- Никто не вправе владеть другим человеком. Есть законы, запрещающие это.

- Дело не в законах.

- Как он может так владеть тобой?

- Он владеет мной, потому что я у него в долгу. Долг. Огромный долг, который я никогда не смогу вернуть.

- И ты расплачиваешься с ним своим телом?

Джульетта кивнула.

- Это единственная валюта, которую он принимает.

- Сколько ты ему должна? - спросил Кингсли.

Джульетта сделала шаг вперед и коснулась пальцами ног воды. Волна окутала ее лодыжки и скользнула обратно в океан.

- Моя семья всегда работала на его семью, и так было еще со времен революции. Мои прадеды, мои бабушки и дедушки, моя мать... наши семьи тесно переплетены. Мама была экономкой у отца Жерара. И более того.

- Они были любовниками.

- Безусловно. Я говорю, безусловно, но ты не видел мою маму. В молодости она была прекрасна.

- Могу себе представить, - сказал Кингсли, восхищаясь Джульеттой.

- Жерара назначили послом на Гаити, когда ему было всего тридцать три или тридцать четыре. Но Гиллрои, древний род. Древнее имя, много власти. И так далее.

Кингсли хорошо знал эту историю.

- Жерар и его жена пришли к взаимопониманию. Они вместе владеют компаниями, недвижимостью. Лучше остаться в браке и жить порознь, чем делить имущество.