— О, мой друг, тут вы глубоко заблуждаетесь! У каждого, даже самого безумного поступка есть своя цель. Ее лишь стоит определить, и тогда видимая изначально картина безумства оказывается не лишенной логики. В нашем случае так же. В какой-то момент я совершенно случайно вспомнил одну историю, рассказанную мне моим коллегой по Лондонскому университету, который долгое время пребывал в Египте. В своих исследованиях ритуальных обрядов он наткнулся на один весьма интересный, но мало кому известный. Его суть заключалась в том, что участники обряда привязывали жертву к специальному столу таким образом, что голова находилась ниже ног, а руки были вытянуты по прямой линии за голову. Затем делали надрез вен на кистях. Таким образом, они считали, что кровь жертвы стечет в заранее подготовленные сосуды полностью. Когда сосуды наполнялись, в эти надрезы засовывали жука-скарабея и перематывали кисти бинтами. Это позволяло остановить кровотечение, и жертва оставалась живой. А после процедуру продолжали вновь до тех пор, пока жертва не умрет. Уже умершему всовывали в рану нового скарабея и предавали захоронению. Кровь же использовали в качестве целительного питья, как источник силы и долголетия. Тот скарабей, которым затыкали надрез вены еще живой жертвы, применялся в качестве пищи. Считалось, что он напитан жизнью и способен передать эту силу тому, кто съел его и запил сцеженной кровью.
— А почему скарабей? — спросил доктор Янг.
— Испокон веков жук-скарабей представляет особый символизм Древнего Египта. Он есть олицетворением Хепри, одного из древнейших египетских богов, который связан с сокровенными таинствами Солнца. Бог Ра — символ дневного Солнца. Бог Атум — вечернего. Хепри — божество с головой скарабея, олицетворяет утреннее, восходящее Солнце. Атум, Ра и Хепри представляют собой три лика одного вечного бога Солнца. И так же, как все солнечные божества, Хепри обладает функцией Творца мира, человека и Вселенной. Он всегда символизировал невидимую силу созидания, которая дает толчок для небесного движения. Причем не только по солнечному диску, но и по всему сущему.
— Сила созидания, — повторил Олдридж. — Желание исцелить недуг?
— Именно! — подтвердил Валентайн и указал пальцем на Эддингтона. — Алисдэйр, перенявший болезнь крови по наследству, стал проникаться идеей исцеления с помощью этого тайного египетского обряда. Это стало на определенном этапе его навязчивым состоянием, которое требовало практической реализации. Он больше не мог сдерживать в себе зло и дал ему волю. Вспомнив историю этого обряда, я вдруг озадачился кажущейся мне в те минуты безумной догадкой, — а что, если и здесь имеет место совершение подобного кощунственного ритуала? Ведь в нашем случае основное вещество — кровь!
Я тут же повторно исследовал еще не захороненный труп мисс Тоу — и вуаля! Внутри подвздошной вены Элеонор я обнаружил скарабея!
— Чертов Египет! — рявкнул Хамиш.
— Алисдэйр бывал там и особо увлекался культурами Древнего Египта и Индии. Достаточно взглянуть на его комнату, чтобы понять это.
— Значит, — вкрадчиво и злобно проговорил Алисдэйр, — вы стали подозревать меня после того, как побывали у меня и разговорили о Египте и Древней Индии?
— К великому сожалению, гораздо позже, — с едва уловимой грустью в голосе ответил Валентайн. — Гораздо позже.
— Когда же? — поинтересовался Финч, чувствуя себя очень неуютно из-за мысли, что он вел себя, как глупец, считая Селби Нэша «Девонширским Дьяволом».
— Признаюсь, я совершил непоправимую ошибку. И сильно корю себя за это. Если бы я сделал это раньше, вероятно, мы могли бы спасти мисс Абрамсон.
На мгновение в гостиной воцарилась тишина. Каждый из присутствующих, кроме самого Алисдэйра, затаив дыхание, ожидал продолжения.
— Сделали что? — наконец не выдержал Норберт Эддингтон.
— Обратил бы раньше должное внимание на слова леди Милтон о милорде Хамише. Да, да, любезный, не смотрите на меня так откровенно, — безапелляционно произнес Аттвуд старику, отбрасывая все приличия разговора в сторону. — Миледи, вы помните то, что говорили вашей дочери Джиневре?
— Я не понимаю вас, — настороженно ответила Уитни, чувствуя легкое головокружение от непроходящей слабости.
Однако по ее глазам Валентайн увидел, что баронесса все прекрасно понимает. Просто противится признать это.
— В разговоре с ней вы как-то обмолвились о том, что «хорошо знаете породу Эддингтонов», что в молодости Норберт не пропускал ни одной юбки и тем самым был очень похож на своего отца милорда Хамиша. Так? Этим вы пытались донести Джиневре мысль о том, что и сам Алисдэйр, которого бедная девочка любит всем сердцем, — такой же бабник, как и его предки. Я не ошибся?
— Это она рассказала вам? — сомкнув плотно губы, процедила баронесса.
— Да, но я был под влиянием желания помочь Джиневре и размышлял о том, как вывести ее из состояния депрессии.
И потому слишком поздно обратил внимание на эту информацию. А ведь она оказалась решающей! Именно благодаря ей я смог прийти к истине!